– Мои гонорары, – ответил он, – всегда одинаковы за
исключением тех случаев, когда я отказываюсь от них вовсе, они вообще не играют
для меня никакой роли. Но существует одно непреодолимое препятствие для моих
дальнейших расследований: почему Дрю вас преследует, полковник? И мое расследование
на этом закончится.
Мы все буквально онемели при первом отрицательном ответе
Холмса, а теперь замолчал и полковник. Холмс снова сел за стол.
– Позвольте мне выразить мою мысль иначе, – пояснил Холмс. –
Вы, полковник, вызвали меня в Винчестер, чтобы я расследовал дело о похищении
вашего сына. Вы поверили моим дедуктивным умозаключениям. Благодаря собственной
находчивости и сообразительности Джей свободен и невредим. Мы знаем, кто был
его похитителем, и если вы желаете отомстить и предъявить ему обвинение по
статье «Преступление против личности» – вам это удастся. Свидетельские
показания Джея позволят осудить Дрю, и он надолго сядет в тюрьму, но я вам не
советую действовать таким путем.
– Да почему, черт возьми, не советуете? – проворчал Харден.
– Потому что это не даст ответа на ваш вопрос и не прекратит
преследование вашей семьи со стороны сообщников Дрю ни сейчас, ни во время
любого другого вашего приезда в Англию.
– Тогда что мне делать? – требовательно произнес полковник.
– В интересах вашей безопасности и безопасности вашей семьи
единственный совет, который я вам могу дать, – уезжайте из Англии при первой же
возможности.
Харден встал и, шагая вокруг стола, несколько раз затянулся
сигарой. Наконец он снова подошел к своему стулу, но не сел.
– Мистер Холмс, – сказал он, – мой отец, Джи Уэйн Харден,
человек незнатного происхождения, но он стал владельцем огромной табачной
плантации и нажил на этом большое состояние. Он ни разу за всю свою жизнь не
уклонился от столкновения ни с одним человеком, никому не лгал и никого не
использовал в своих интересах. Он всегда меня учил, что человек должен делать
не то, что хочется, еще менее, чего хотят от него другие, но только то, что
должен.
Он опять откашлялся и продолжал:
– Мы освободили своих черных рабов еще до Гражданской войны,
отец считал, что рабовладение пятнает честь христианина. Но когда началась
стрельба в форте Самтер и я спросил у него, что делать, он ответил: «Рабство –
зло, сынок, но право твоего штата на свободу выбора находится под угрозой». Это
все, что он сказал, но для меня этого было достаточно. И подобно генералу
Роберту Эдуарду Ли, я пошел защищать «свой штат своим мечом и своей жизнью».
Он замолчал. Мы тоже все молчали, восхищенные таким
благородством.
– Я никогда не уклонялся от борьбы со сторонниками уступок
Северу, аболиционистами, юнионистами или проклятыми куклуксклановцами, –
продолжал он, – и ни одна грязная свинья, ни один шантажист не заставит меня
покинуть Англию. Этот негодяй угрожал мне, он похитил моего сына. Я ни перед
чем не остановлюсь, мистер Холмс, я останусь здесь и буду фотографировать, что
мне заблагорассудится. Ваша полиция может позаботиться о моей семье, а когда
Дрю и его отребье подберутся ко мне, вы расставите им ловушку. Это вам
подходит?
По мере того как полковник говорил, глаза Холмса блестели
все ярче. В конце речи он вскочил и тепло пожал руку старого солдата.
– Великолепно, полковник! – вскричал он. – Никто не имеет
права просить вас об этом, но, если таково ваше желание, мы так и сделаем.
Полковник Харден сел и налил себе еще порцию бренди. Графин
пошел по кругу… Затем заговорил инспектор Стаббингтон:
– А как вы отыщете Дрю, мистер Холмс?
– Вот с помощью этого, – ответил Холмс и угрожающе помахал
чайной ложкой.
Глава 9
Жрица и жрец
В тот вечер мы составили план действий. Было решено, что под
охраной местной полиции миссис Харден и ее дети уедут в Лондон, а там
ответственность за их безопасность возьмет на себя Скотленд-Ярд. Тем временем
полковник будет продолжать свои исследования, но под наблюдением самого Холмса.
На следующее утро, получив телеграмму, подтверждавшую, что в
Лондоне нас ждут, мы с Холмсом во второй половине дня уже могли вернуться
домой. Наши чемоданы погрузили в кеб, когда Холмс взглянул на часы.
– Немного рано для пятичасового чая, – заметил он. – Но мы,
наверное, можем выпить его и в Винчестере. Кебмен, будьте так любезны,
выгрузите наш багаж на станции, чтобы его отправили с лондонским поездом.
Ватсон, вы не прогуляетесь со мной перед чаем?
Совершенно сбитый с толку таким внезапным решением, я
попрощался с Харденами и присоединился к Холмсу.
– А вы, – сказал Холмс полковнику, – не выходите сами из
гостиницы и своей семье не позволяйте, пока не будут обеспечены все меры
предосторожности.
Час или около того мы с Холмсом прохаживались по большим и
маленьким улицам Винчестера. Те, кто не был знаком с Холмсом, мог бы
поклясться, что в этот момент ум моего друга не отягощают никакие посторонние
мысли и заботы и что он безмятежно наслаждается солнечным днем в старинном
городе, первой столице английских королей. Но я достаточно хорошо его знал,
чтобы понимать, насколько глубоко он сейчас занят делом Хардена. Однако Холмс
не соблаговолил поделиться со мной своими раздумьями, и я знал, что
расспрашивать его в таких случаях бесполезно.
Около четырех часов дня мы оказались на маленькой улочке
возле городского собора. Холмс задержался у кондитерской и привлек мое внимание
к пирожным, выставленным в витрине:
– Мы могли бы подкрепиться здесь, совместив приятное с
полезным. – И направился к двери.
Кондитерская оказалась просторнее, чем могло показаться,
судя по скромному фасаду. Сразу за дверью находился прилавок, а за ним чайная
комната. Там было несколько столиков, за ними сидели молодые люди, которых я
принял за студентов местного колледжа.
Мы с Холмсом заняли свободный угловой столик и заказали чай.
Должен сказать, наш заказ был выполнен с большим усердием и некоторое время
наше внимание было целиком занято поглощением разнообразных печений, хлеба с
маслом, пирожных и замечательного фруктового пирога.
– Все это очень приятно, – сказал я наконец, – но, может
быть, для нашего присутствия здесь есть и другая причина?
