Предисловие
Мне уже приходилось объяснять, как некоторые рукописи,
принадлежащие, очевидно, перу Джона Г. Ватсона, стали моим достоянием.
Комментируя и готовя их к изданию, я пытался по мере сил удостовериться в их
подлинности и соответствии действительным событиям, несмотря на то что Ватсону
было свойственно путать имена реальные и вымышленные. Однако свидетельства
подлинности не являются исчерпывающими, и я должен предоставить решение этого
вопроса на усмотрение самого читателя.
Читатели, знакомые с повестью «Шерлок Холмс и
железнодорожный маньяк», должны принять во внимание, что если в этой повести
Ватсон, очевидно, рассказывает о последнем деле Шерлока Холмса, то «Шерлок
Холмс и талисман дьявола» – запись гораздо более раннего эпизода из области
совместной работы Шерлока Холмса и доктора Ватсона.
Рисунки Гластонберийского фрагмента и сопутствующие им
рукописи так сильно выцвели, что их почти невозможно было расшифровать и
поэтому пришлось восстанавливать практически заново.
Барри Робертс
Уолсолл, сентябрь 1994
Глава 1
Старый знакомый
За много лет работы детективом-консультантом мой друг Шерлок
Холмс имел дело с людьми самыми разными – от первейших негодяев до высших лиц
страны. В большинстве случаев мы вторгались в их жизнь ненадолго и трагически,
а после окончания дела их больше никогда не видели и ничего о них не слышали.
Только изредка и случайно нам доводилось узнавать, что сталось с теми, кто не
был приговорен к тюремному заключению или виселице после того, как мы видели их
в последний раз. Холмс был на редкость нелюбопытен насчет судьбы наших клиентов
и свидетелей.
Едва он завершал дело, как ум его уже настойчиво жаждал
новых загадок и о старых наших делах он вспоминал только затем, чтобы
похвастаться своими детективными приемами. Меня же судьба наших клиентов
продолжала интересовать, и впоследствии я не мог удержаться от того, чтобы не
поразмышлять об этом на досуге. Вот почему я испытал большое удовольствие,
когда прошлой зимой на Стрэнде встретил одного хорошо одетого американца, лицо
которого показалось мне знакомым, хотя имени его я вспомнить никак не мог.
– Доктор Ватсон! – закричал он. – Ведь вы – доктор Ватсон,
не так ли? – И наградил меня теплым крепким рукопожатием.
На языке у меня вертелось его имя, но я никак не мог его
вспомнить, а он громко рассмеялся, заметив мое замешательство:
– Нет, сэр! Вы и не должны меня узнать. Миновало больше
двадцати пяти лет, и в то время я был еще тощим юнцом. Зовут меня Харден, Джон
Винсент Харден Младший!
Это имя вызвало у меня воспоминания об одном из самых
необыкновенных случаев, которым мы с Холмсом занимались. Я быстро уговорил
Хардена пойти со мной к Симпсону, где подавали лучшие для военных времен
бифштексы. И мы стали вспоминать.
Ему было уже за сорок, и из худощавого юноши он превратился
в достаточно плотного мужчину. Он очень был удивлен, услышав, что Холмс
удалился от дел и посвятил себя разведению пчел, и сказал мне, что его отец,
Харден Старший, давний наш клиент, уже умер. Харден Старший нажил огромное
состояние на выращивании виргинского табака. На мой вопрос, что он делает
сейчас в Англии, Харден ответил, что занимается поставкой американским
экспедиционным войскам, находящимся во Франции, консервов.
– А к театру вы совсем потеряли интерес? – спросил я.
Он печально улыбнулся:
– Да, доктор, отец настоял на своем, и я на первых порах
стал выращивать вместе с ним табак. Мое лучшее и последнее представление я дал
для мистера Холмса. Я играл замечательную роль, и зрителям это понравилось.
После этого никакой театр уж не мог прийтись мне по нраву! Но мой сын сейчас
так же увлечен кино, как я в свое время сценой. Говорит, что, когда подрастет,
уедет в Калифорнию создавать себе имя.
Харден спросил о добровольном «Нерегулярном войске с
Бейкер-стрит», об этих замечательных уличных мальчишках, которые многие годы
были в Лондоне глазами и ушами Шерлока Холмса. Я ответил, что мне было
наверняка известно: двое погибли во Фландрии, а один получил медаль «За военные
заслуги».
Мы приятно провели вечер и расстались около ресторана, но
эта встреча побудила меня при первой возможности достать свои записки
двадцатилетней давности. Видно, наша встреча произвела такое же впечатление и
на Хардена, потому что вскоре я получил от него письмо и немного табака с его
плантации. Он не так хорош, как смесь «Старая Аркадия», но поставки ее с
началом войны стали нерегулярными, так что и на том спасибо.
Его письмо передо мной:
«Френчмен, 13, Рид
Кэррон Каунти,
Виргиния,
США.
22 февраля 1918.
Дорогой доктор Ватсон!
Пишу, чтобы еще раз поблагодарить за гостеприимство,
оказанное Вами иностранцу в прошлом месяце в Англии. Посылаю немного нашей
продукции, что, надеюсь, скрасит Вам досуг и напомнит о Вашем старом знакомом.
Сожалею лишь, что недостаток времени не позволил мне
навестить мистера Холмса, но из Ваших слов я понял, что он не очень охотно
принимает посетителей. Когда будете ему писать, передайте мои наилучшие
пожелания и скажите, что я никогда не забуду Гластонберийского дела.
Иногда мне хочется, чтобы все узнали историю этого странного
дела, тогда бы мистеру Холмсу и Вам за участие в нем могли бы воздать должное.
Быть может, когда-нибудь Вы сочтете возможным рассказать о нем.
Ваш Джон В. Харден».
Мне бы тоже хотелось рассказать о странном приключении,
которое свело Холмса с семейством Харденов, и я не раз говорил моему другу, что
прошло уже достаточно времени и можно все опубликовать. Но он всегда на это
отвечал одно и то же: «Ватсон, вы прекрасно знаете, что это одно из тех дел,
когда я неоднократно был вынужден обходить закон. И хотя мне не по душе ваши
мелодраматические отчеты о моих расследованиях, я уверен, что вы меня не
подведете, дав повод властям преследовать меня, ведь я заслуживаю оправдания.
Кроме того, вы не можете все правдиво рассказать, не упоминая о других моих
действиях, которые станут объектом критики. Если я окажусь причиной серьезных
дебатов на страницах „Таймс“, это вряд ли будет способствовать мирному
существованию удалившегося от дел человека».
