— Не ройтесь в моих вещах, не то вышвырну за дверь! — раздалось сверху.
Эндрю улыбнулся и лег. Натянув до носа одеяло, он стал слушать баюкающий треск поленьев в очаге.
* * *
Кто-то тряхнул его за плечо. Он открыл глаза и увидел склонившегося над ним Мортона.
— В твоем возрасте — и такие ночные кошмары! А ведь ты слишком молод, чтобы успеть пройти через Вьетнам.
Эндрю рывком сел. В комнате стало заметно прохладнее, тем не менее он был весь в поту.
— Зачем было морочить мне голову? — продолжил Мортон. — Думаешь, я не знаю, кто ты такой? Фигера предупредил меня о твоем приезде. Если хочешь стать хорошим журналистом, мне придется научить тебя двум-трем полезным профессиональным приемам. Я подложу в огонь полено, а ты постарайся спать молча и больше не будить меня своими стонами.
— Мне уже не уснуть. Пожалуй, я поеду.
— Прислали же недотепу! — вспылил Мортон. — Притащился из Нью-Йорка, чтобы меня расспросить, — и уже собираешься назад? Входя в редакцию, ты испытываешь трепет при виде надписи «Нью-Йорк таймс» на фасаде?
— Трепещу каждый день!
— Так будь же достоин своей газеты, черт возьми! Ты покатишь обратно, когда я так наскучу тебе своими россказнями, что ты сможешь задрыхнуть без всяких кошмаров. Другой вариант: я вышвыриваю тебя пинком под зад. Главное — не оказаться бездарем, не сделавшим и четверти своей работы. А теперь спрашивай, что тебе хочется узнать о жене сенатора Уокера.
— Что заставило вас усомниться в ее виновности?
— На мой вкус, вины был перебор. Но это так, впечатление.
— Почему вы не написали об этом в статье?
— Когда начальство вежливо просило нас оставить тот или иной сюжет, упрямиться не следовало. В шестидесятые годы клавиатуры наших пишущих машинок не были связаны с остальным миром. Нам было велено заткнуться. Я не знал о деле Уокера ничего конкретного, не было и особого желания делиться своими мыслями, но я рискнул. Когда рассветет, мы заглянем в гараж и посмотрим, что можно найти в моем архиве. Не то что я потерял память, но срок изрядный…
— Как вы считаете, какими документами располагала Лилиан Уокер?
— Это самое темное во всем деле. Все остались в неведении. Правительство утверждало, что это была стратегическая информация о нашем положении во Вьетнаме. Это меня и разозлило. Эта женщина была матерью. Во имя чего, во имя какой идеи жена сенатора вздумала бы обрекать на смерть наших молодых солдат? Мне часто приходило в голову, что мишенью служил сам сенатор. Для демократа Уокер был слишком правым, часто занимал далекую от линии своей партии позицию и у многих вызывал ревность своей тесной дружбой с Джонсоном.
— Думаете, это была заранее подготовленная комбинация?
— Не скажу, что я именно так и думал, просто не исключал такую возможность. «Уотергейт» тоже сначала показался чем-то невероятным. А теперь позволь мне задать тебе вопрос. Почему ты заинтересовался этим замшелым делом незапамятных времен?
— Я познакомился с внучкой Лилиан Уокер. Цель ее жизни — доказать бабушкину невиновность. Как-то подозрительно, что эта тема беспокоит не ее одну.
Эндрю предъявил Мортону переписанное им набело письмо, найденное в разбившемся самолете, и поведал о взломе квартир.
— Письмо было в ужасном состоянии, я воспроизвел то, что сумел разобрать, — пояснил Эндрю.
— Эта писулька мало что добавляет, — проговорил старый газетчик, внимательно прочтя письмо. — Говоришь, ты проработал сотню с лишним статей об этом деле?
— Все, что опубликовано об Уокерах.
— Нашел что-нибудь о поездке за границу?
— Нет, ничего, а что?
— Одевайся. Надо кое-что проверить в сарае.
Мортон взял фонарь с полки в закутке, служившем ему кухней, и поманил Эндрю за собой.
Они миновали покрытый инеем огород и вошли в гараж, который, как показалось Эндрю, превосходил размерами жилище старика. Позади джипа, рядом с поленницей, стоял десяток железных ящиков.
— Здесь вся моя карьера. Глянешь — и подумаешь: какая мелочь — жизнь! А сколько бессонных ночей было посвящено сочинению никому не нужных статеек!
Мортон с досадой махнул рукой и стал открывать ящики один за другим, показывая Эндрю, куда светить. Найдя нужную папку, он понес ее в дом.
Мужчины сели за стол. Мортон раздул огонь в очаге и стал читать свои записи.
— Окажи услугу, отыщи биографию сенатора Уокера, что-то я ее никак не найду…
Эндрю ревностно взялся за дело, но разобрать почерк Мортона оказалось нелегко. Наконец, найдя искомое, он протянул листок Мортону.
— Не такой уж я склеротик! — радостно воскликнул старик спустя минуту.
— Вы о чем?
— В письме, которое ты мне показал, мне бросилась в глаза одна несообразность. В 1956 году, в разгар холодной войны, Уокер был конгрессменом, а конгрессмен мог нагрянуть в Берлин только с дипломатической миссией, которая не прошла бы незамеченной. Если бы ты проявил прилежание и изучил биографию Уокера, как я сейчас, ты бы знал, что он не владел немецким языком. Тогда о каких поездках в Берлин в 1956–1959 годах идет речь?
Эндрю стало стыдно, что сам он об этом не подумал.
Мортон встал и подошел к окну, за которым уже светало.
— Скоро пойдет снег, — сообщил он, глядя на небо. — Хочешь вернуться в Нью-Йорк — лучше поторапливайся. В этих краях снегопад — нешуточное дело, можно застрять на несколько дней. Забирай папку, это не бог весть что, но вдруг пригодится. Мне она точно ни к чему.
Мортон сделал Эндрю сэндвич и предложил налить в термос горячий кофе.
— Вы не соответствуете словесному портрету, нарисованному владельцем заправки, — сообщил ему Эндрю.
— Если ты таким способом благодаришь меня за гостеприимство, то у тебя странные манеры, мой мальчик. В этой дыре я родился, здесь вырос, сюда и приполз закончить свои дни. Когда объедешь весь мир и повидаешь такое, что и вообразить трудно, то появляется желание вернуться к истокам. Когда нам с этим болваном с заправки было по семнадцать лет, ему почему-то взбрело в голову, что я переспал с его сестрой. Я не стал его разубеждать — взыграло самолюбие. Его сестрица была той еще бесстыдницей, чем пользовались все парни в округе, за исключением одного меня. Вот он и затаил злобу на весь окрестный мужской пол.
Мортон проводил Эндрю к машине.
— Не растеряй бумаги, которые я тебе дал. Изучи — и верни, когда они станут тебе не нужны.
Эндрю пообещал и сел за руль.
— Будь осторожнее, Стилмен. Раз к тебе залезли, значит, это дело еще не похоронено. Очень может быть, что есть люди, не желающие возрождения интереса к прошлому Лилиан Уокер.
— Почему? Вы же сами говорите, что все это давно быльем поросло.
