— Думаю, его подцепили, — сказал Сикрест.
— Гомосексуалист?
— Возможно.
— Хохенбреннер был геем?
— Этого так и не выяснили, — сказал Сикрест. — Но моряки, сошедшие на берег?… Хотя, возможно, он заблудился. Парень был со Среднего Запада — из Индианы. Впервые в городе.
— Он был приписан к базе Порт-Хьюнем.
— Это не город. Почему вы им интересуетесь? Петра рассказала ему обычную байку.
— Еще один пролом черепа? А вашу жертву ограбили?
— Нет.
— Моего ограбили. Молоденький паренек. Потерялся, оказался в криминальном районе. К тому же был накачан наркотиками.
— Чем именно?
— Марихуаной и еще какой-то дрянью. Впрочем, не помню, дело давнишнее. Парень напился, перебрал, его подцепили, вот и вся история.
Петра повесила трубку, посмотрела в деле Хохенбреннера данные токсического анализа. В крови содержание алкоголя 0,2 промилле. При весе тела Хохенбреннера это означало кружку пива. Были найдены следы ТНС
, но минимальные. Согласно данным экспертизы, вещество попало в организм за несколько дней до убийства.
Вот тебе и «накачан». Вряд ли детектив Ральф Сикрест усердно работал над делом.
На бумаги упала тень. Петра подняла глаза, ожидая увидеть Айзека.
Нет, мальчик ушел. И кейса нет. Исчез, не сказав ни слова.
К ней подошла секретарша с нижнего этажа. Блондинка, из разряда тех, что бывают на стадионе капитанами группы поддержки. Звали ее Кирстен Кребс. На работу она пришла недавно и к Петре с первого взгляда отнеслась враждебно. Она подала телефонное сообщение.
Доктор Роберт Кацман ответил на звонок. Полчаса назад.
Кребс направилась к лестнице. Петра сказала ей вдогонку:
— Почему вы меня с ним не соединили?
Кребс остановилась. Повернулась. Разъяренно на нее посмотрела. Подбоченилась. На ней был голубой обтягивающий топ, тесные брюки из черного хлопка. Вырез на топе частично открывал загорелую веснушчатую ложбинку на груди. Длинные светлые волосы. Хотя красивым ее лицо назвать было нельзя, двое детективов оглянулись на ее твердые молодые ягодицы. Она излучала волнующую сексуальность.
— Ваша линия была занята. Полный восторг.
Петра улыбнулась, глядя на вздернутый девичий нос. Кребс фыркнула и развернулась на каблуках. Прежде чем уйти, глянула на стол Айзека.
Не намного старше Айзека. Уровень IQ в два раза ниже, но в ее распоряжении было другое оружие. Она могла съесть мальчишку живьем.
«Слушайся меня, приемный сынок».
Петра подняла трубку и позвонила доктору Кацману. Снова медоточивый голос автоответчика. Оставила свое сообщение.
Не столь медоточивое.
ГЛАВА 19
Ирония судьбы: Ричард Джарамилло был толст, а прозвали его Флако
.
Это было в четвертом классе. Потом Джарамилло вырос, стал худым и кличка оправдалась.
Мало что у Джарамилло точно так же сошлось.
Айзек знал его в начальной школе: беспокойный, пугливый толстый мальчишка, в старомодной одежде. В классе он сидел на задней парте и читать не выучился. У учителя было пятьдесят ребят, не говоривших по-английски, поэтому он попросил Айзека, чтобы тот позанимался с Флако.
Флако отнесся к занятиям рассеянно. Айзек почти немедленно заключил, что самой большой проблемой Флако было неумение сосредоточиться. Вскоре он понял, что с концентрацией внимания у Флако действительно плохо.
Флако ненавидел все, что имело отношение к школе, поэтому Айзек решил, что, возможно, в этом случае сработает вознаграждение. Поскольку Флако был толстяком, можно было попробовать воздействовать на него едой. Мама пришла в восторг, когда Айзек попросил давать ему с собой в школу двойную порцию тамалес. Наконец-то ее мальчик стал есть.
Айзек приносил Флако тамалес, и тот выучился читать на уровне, приемлемом для начальной ступени школы. Дальше этого Флако так и не продвинулся. Даже тамалес оказались бессильны.
— Здорово, — сказал он Айзеку. — Я перейду в пятый класс, как и ты.
Затем отца Флако посадили в тюрьму за убийство, и мальчик перестал ходить в школу. Айзек обнаружил, что скучает по преподавательской работе. К тому же он не знал, что делать с лишними тамалес. Он хотел позвонить Флако, но мама сказала, что семейство Джарамилло, устыдившись позора, покинуло город.
Оказалось, что это неправда: просто миссис Гомес не хотела, чтобы Айзек общался с плохим мальчиком из семейки, где все друг друга стоят. На самом деле семья Джарамилло съехала из дома и переместилась в район притонов и ночлежек. В крошечном помещении хозяйничали тараканы.
Десять лет спустя мальчики случайно повстречались на улице.
Произошло это душным вечером в пятницу, недалеко от автобусной остановки.
Полдня Айзек провел в Бертоне, на семинаре. Потом ходил в Музей науки и промышленности. Выйдя из автобуса, возвращался домой, когда увидел на углу два черно-белых полицейских автомобиля. Они стояли с включенными мигалками. В нескольких футах от машин четверо полицейских шмонали худого подростка в мешковатой футболке, обвислых штанах и дорогих теннисных туфлях.
Он стоял, упершись ладонями в кирпичную стену, расставив ноги на ширине плеч.
Айзек остановился в сторонке и наблюдал. Полицейские развернули парня, что-то спросили и заорали.
Мальчишка никак не реагировал.
И тут Айзек узнал его. Детская полнота исчезла, но черты лица оставались все теми же. Айзек чувствовал, что смотрит во все глаза и мысленно вопрошает: «За что?»
Он отступил еще дальше, думая, что полицейские арестуют Флако Джарамилло. Однако они этого делать не стали, лишь погрозили, покричали и потрясли мальчика. Затем, решив, что достаточно его застращали, все четверо уселись в автомобили и унеслись прочь.
Флако вышел на мостовую и сделал неприличный жест вслед машинам. Заметил Айзека и повторил жест. Когда Айзек повернулся, чтобы уйти, он крикнул ему:
— Какого черта ты тут смотрел, придурок?
Голос его тоже изменился. Маленький мальчик с густым баритоном.
Айзек пошел в сторону.
— Эй, придурок, ты меня слышал?
Айзек остановился. Флако приближался к нему. Темное, помятое, решительное лицо. Накопившиеся гнев и унижение готовы были вырваться наружу. Хотелось их на ком-то выместить.
— Это я, Флако, — сказал Айзек.
Флако подошел к нему совсем близко. От него пахло марихуаной.
— Кто ты такой, черт возьми?
— Айзек Гомес.
Глаза Флако стали похожи на лезвия бритвы. Худое лицо, большой нос, слабый подбородок, оттопыренные уши — все это осталось, как в детстве. Уши стали еще крупнее, и бритый череп это подчеркивал. Флако был маленьким, но широкоплечим. На лбу скульптурно выступали вены. Явное свидетельство силы и желания применить ее.
