Он широко раскрыл глаза.
— Значит, вы считаете, что здесь что-то есть…
— Думаю, вы наткнулись на нечто интересное. И, поскольку пока мне делать нечего, почему бы нам это не проверить?
Направляясь к пятому выезду, она сказала:
— Нам нужно четко уяснить главное. Это не официальное расследование. Важно соблюдать осторожность.
— То есть…
— Никому ничего не разбалтывать. Временно.
Ее голос звучал сухо. Айзек придвинулся поближе к дверце.
— Да. Конечно.
— Особенно капитану Шулкопфу, — продолжила Петра. — Он меня не любит. Никогда не любил. Отыгрывался на мне, когда я вела одно шумное дело. Мог навсегда испортить мою карьеру. А теперь у меня сложилось впечатление, что и к июньским убийствам у него особое отношение. Каждый раз следователь, отвечавший за дело, по тем или иным причинам уходил. Кто-то — на пенсию, кто-то на другой участок, а кто-то в мир иной. Вряд ли в этом есть что-то необычное. Со времен беспорядков и скандала в Рэмпартсе, в участке произошли огромные перемены. Удивляет меня то, что ни одно дело из вашего списка не было передано другому следователю. Впрочем, Шулкопф не любит возиться с «глухарями». Так что, если мы и накопаем что-нибудь новенькое об этих убийствах, он вряд ли обрадуется.
Повисла долгая пауза. Потом Айзек сказал:
— Это я виноват. Разворошил старое.
— Пустяки, — ответила Петра. — Главное — жертвы заслуживают большего внимания.
Прошло несколько минут.
— Почему вы ему не нравитесь?
— Потому что у него плохой вкус.
— Думаю, меня он тоже едва терпит, — улыбнулся Айзек.
— А вы что, часто с ним контактируете?
— Да нет, я поговорил с ним только при поступлении, да время от времени встречаю его в коридоре. Он притворяется, что меня не видит.
— Не принимайте это на свой счет, — сказала Петра. — Он — мизантроп. К тому же плохо воспитан.
— Это верно, — согласился Айзек.
Она свернула на двести десятое шоссе, затем выехала на сто четырнадцатое и взяла курс на северо-восток, в Долину Антилоп. Миновали Бербанк, Глендейл и Пасадену. Горные отроги и зеленый пояс — национальный лесной заповедник, место последних мгновений жизни Бедроса Кашиджана, излюбленный уголок всех психопатов.
Сегодня здесь красиво. Голубое небо, редкие перистые облака.
Хорошо бы приехать сюда с мольбертом, найти удобное место и поработать.
Как давно не держала она кисти.
По пути рассказала Айзеку о размерах предполагаемых орудий убийства и об остальных деталях шести преступлений.
— Данные измерений близки, — удивился он. — Этого я не заметил.
«А ни один из следователей не заметил дату 28 июня».
— Это надо было искать специально.
— Мне следует быть более внимательным в будущем, — сказал Айзек.
«В будущем?»
— Важен звонок из телефона-автомата, — продолжил он. — Получается, что миссис Добблер знала этого человека. А что, если мистер Солис тоже его знал? Человек, известный всем жертвам.
— Я думала об этом, — сказала она. — Но это поспешный вывод.
— Хотя и вероятный.
— Если наш убийца был знаком со всеми шестью жертвами, то круг общения у него необычайно широк. Тут у нас и беглецы, и мужчины-проститутки, и исполнительные секретари, и пенсионеры, и в придачу матрос Хохенбреннер. Кстати, в его дело я еще не вникала.
Айзек смотрел на пустыню. Если он и слышал ее монолог, то виду не подал. Наконец, сказал:
— У мистера Солиса на тарелке была еда, которую готовят на завтрак, но убийство произошло в полночь.
— Люди едят когда вздумается, Айзек.
— Мистер Солис тоже?
— Не знаю, — ответила она. — А вы что же, думаете, что наш плохой парень пробил Солису голову, после чего приготовил яичницу с ветчиной и подал ее трупу?
Айзек смущенно поежился. «Вот тебе, получай», — подумала она, испытывая злобное удовлетворение.
— У меня слишком мала база данных, чтобы делать выводы…
— Убийца-кулинар, — оборвала его Петра. — Как будто нам недостаточно других заморочек.
Он замолчал. В автомобиле стало жарко. В пустыне на десять градусов жарче, чем в городе. Июнь начался с жары.
Июнь. Сегодня четвертое. Если в этом сумасшествии есть какой-нибудь смысл, то через двадцать четыре дня появится еще одна жертва.
— Ну, а что исторические архивы? Происходило 28 июня что-нибудь необычное?
— Ничего особенного.
Он говорил тихо, уставившись в окно. Напуган?
«Какая ты плохая Петра, какая злая. Он же еще мальчишка».
— Расскажите мне, что вы нашли, — сказала она. — Может, там что-то важное.
Айзек наконец отвел взгляд от пейзажа.
— Я изучил различные источники и составил несколько списков. Длинные списки. Правда, ничего пока не вырисовывается. Сейчас покажу.
Он открыл кейс, вынул свои бумажки.
— Я выписал дни рождения, самая ранняя дата — 28 июня 1367 года. Родился Сигизмунд, король Венгрии и Богемии.
— Он был плохим парнем?
— Обычный король-автократ.
Палец Айзека двинулся вниз по длиннющему, набранному мелким шрифтом списку.
— Есть здесь папа Павел IV, художник Питер Пауль Рубенс, еще одна творческая личность — Жан-Жак Руссо, несколько актеров — Мел Брукс, Кэти Бейтс… как я и сказал, список внушительный. В нем и Джон Диллинджер.
— А кроме Диллинджера, есть там другие плохие парни?
— В списке с датами рожденья — нет. А в списке с датами смерти есть еще несколько. Но никто из них не замешан в дела такого рода.
— Такого рода? — переспросила Петра.
— Серийные убийства.
Она стиснула зубы. Насмотрелся сериалов. Такие дела практически не раскрыть. Постаралась придать своему голосу мягкость.
— А кто из плохих парней в этот день умер?
— Питер Ван Дорт, голландский контрабандист. Его повесили 28 июня 1748 года. Томас Хикки, колониальный солдат, осужденный за измену, повешен в 1776 году. После значительного хронологического перерыва по списку идет Джозеф Коломбо, нью-йоркский мафиози, расстрелян в 1971 году. Десятью годами позже подорвали аятоллу Мохаммада Бехешти, основателя иранской исламской партии. Впрочем, «плохим парнем» его назовут лишь те, у кого другие политические воззрения.
— А есть ли в ваших списках маньяки-извращенцы? Вроде Теда Банди, душителя из Хиллсайда?
