— Твою мать, Шатун…
Очередная пуля ударила у бруствера, осыпав их землей.
— Снайпер. Не высовывайся…
— Лежи. Лежи, б…
Воля начал перевязывать своего напарника… ранение тяжелое. Местные часто стреляли охотничьими патронами — они же не армия, им на Женевскую конвенцию плевать…
— Давай сам…
— Сам, сам… Лежи, б…
— Щас нас… голыми руками возьмут.
— Хрен им…
В небе, над головами, прошелестели НУРСы, пущенные с вертолета по позициям противника…
Оставив на месте двоих снайперов и пулеметчика с пулеметом, которому было больше всего лет, дембеля спускались вниз, таща за собой мешки с боеприпасами, как получалось. Шли грамотно, прикрывая друг друга, благо тут были земляные террасы, каждая из них образовывалась каменным валом, за который местные феллахи натаскали земли… укрытие просто отличное. Пока одни прикрывали товарищей огнем, другие спускались вниз, залегали и принимались стрелять. Огня было немного, но его хватало, чтобы местные не проявляли желания идти вперед…
Они видели двоих… они лежали правее за каким-то странным валом и стреляли в сторону моджахедов. Точнее, один стрелял, а другой был ранен. На обоих были пуштунские безрукавки и шаровары. Духи?
Бородач достал маленькую «тактическую лупу» — насадка имела семикратное увеличение, ее можно было ставить на стандартный коллиматор, превращая его в эрзац-оптику, а можно носить и в кармане, на случай если придется что-то разглядеть и чтобы не светиться биноклем, первой целью для снайпера. Увидел две снайперские винтовки, перевел взгляд чуть ниже, увидел неказистые, но крепкие армейские ботинки, такие, в каких был он сам. Конечно, и духи могли купить себе ботинки, на базаре их продают, но…
— Прикрой.
Он перебежал под огнем, плюхнулся рядом со снайпером на осыпь:
— Вы кто такие, на хрен?!
«Пуштун» добил в противника магазин «СВД», отвлекся, чтобы перезарядить.
— Флот… Ложись!
И снова — хлесткий удар.
— Черт… — бородач достал жгут… — правильно говорят: не делай добра, не получишь и зла. Я весь срок без ранений…
— С почином…
— Да заткнись ты! Надо отступать к вертолету…
— Мой напарник трехсотый, тяжелый.
— Вынесем… — Бородач перетянул рану, наклеил поверх заранее заготовленный пластырь, закрутил рукой, указывая на сбор…
Грибоедов не первый раз высаживал и не первый раз забирал десант под огнем, а потому знал, что делать. Для него это было в какой-то степени даже рутиной… точно так же, как для обывателя рутиной является поход в магазин.
Перевалившись за хребет, тяжелый вертолет заскользил вниз, рыская, чтобы затруднить бандитам прицеливание, и выдерживая ровно такую высоту, чтобы, с одной стороны, не быть легкой мишенью на фоне неба, а с другой — не слишком облегчать работу противнику на земле. В последнее время в Афганистане появились умельцы, делающие самодельные, очень мощные снаряды — они устанавливаются на единой платформе, как огромные фейерверки, и запускаются по десять, по двадцать враз с рассеиванием, чтобы хоть одна-две, но попали в вертолет: это как стрелять уток дробью. Чтобы не попасть под такой выстрел, требовались и умение, и реакция, и опытный экипаж, особенно бортовые стрелки, которые должны не только стрелять, но и непрерывно сообщать пилоту обстановку в своем секторе ответственности, сообщать о пусках, о подозрительных вспышках. Все это было.
Он готовился к поискам, но сразу же нашел то место. Спецназовцы приняли чрезвычайно рискованное решение, оказавшееся в конечном итоге правильным: оставаться на месте, занять хорошую позицию и ждать, пока за ними прилетят. Интересно, почему у них нет рации? Хотя такое могло быть, некоторые группы уходили в поход без раций, только с теми средствами связи, какие могли быть у моджахедов, чтобы при встрече на узкой горной тропе не выдать себя антенной дорогого спутникового аппарата. Командование это не поощряло, но и не запрещало, и каждый, кто принимал такое решение, знал, что играет в орлянку со смертью…
Спецназовцы увидели вертолет и подали условный сигнал зеркальцем, известный пилотам: «Я свой». Ага… так даже лучше…
Нацелив нос вертолета на позицию противника, Грибоедов нажал на спуск. Заработало носовое орудие, неподвижно установленная в носу пушка калибра тридцать миллиметров. Простая, жестко закрепленная, она тем не менее могла высадить в район цели двести снарядов весом один килограмм каждый, перепахав зону высадки и подавив всяческое сопротивление. Вертолет знакомо завибрировал — и на позициях противника начали появляться разрывы. Грибоедов усмехнулся — и добавил НУРСами, два блока которых также имелось по бортам. Фильтруя скороговорку бортовых пулеметчиков, под грохот правого борта, а потом кормового орудия он пошел на разворот. Сопротивление ослабло, боевики не ожидали появления даже одиночного вооруженного вертолета…
— Доложить по высадке!
— Правый борт площадка! Километр!
— Давай отсчет!
— Восемьсот пятьдесят! Восемьсот!
— Ориентир!
— Даю ориентир!
Лазерный луч пронзил пространство, указывая пилоту в кабине на подходящую для зависания точку. Главное — на самой вершине и голая, подальше от растительности, где может скрываться враг.
— Принято. Продолжаем.
— Шестьсот! Пятьсот пятьдесят!
— Готовность десанту!
Хвостовое орудие не умолкало, это было слышно даже здесь, в кабине. Для вертолета хвост — уязвимая зона, профессионалы стреляют всегда вдогон вертолету, и потому там должно быть самое мощное орудие, мощнее, чем по бортам. На этом вертолете была автоматическая пушка «Эрликон» калибра двадцать три миллиметра, настоящее скорострельное орудие…
— Мощность!
— Сто пятьдесят! Сто! Пятьдесят…
— Висение!
— Десант пошел.
Самый опасный момент — зависший над землей вертолет наиболее уязвим. И не только от огня противника — не раз и не два было, что внезапный порыв ветра смещал вертолет: миг — и вот уже лопасть ударила по скале…
— Десант на земле!
Грибоедов дал предельную, взлетную мощность.
— Доклад.
— Гидравлика держится, утечка есть, но пока норма. Пожара на борту нет…
Борта докладывали о пусках, но за пределами дальности, когда это становится по-настоящему опасным.
Вертолет перевалил за гребень… опасная игра в орлянку, но теперь от огня с населенного пункта, от возможных пусков его защищала скала. Правый борт тут же доложил об обстреле и сам открыл огонь, потом доложил и о пусках. Со всех сторон в район стекались отряды боевиков, привлеченные какофонией в эфире и возможностью чем-то поживиться. За сбитый вертолет награда была в пятьсот тысяч русских рублей, дороже только за транспортный самолет — один миллион, если на борту было много пассажиров, и пятьсот, если мало или не было. Откуда у вооруженной оппозиции такие деньги? А черт его знает! Значит, есть доброжелатели…
