Где-то далеко в небе в этот момент сразу два самолета, и оба русские, подают сигнал СОС. Один сообщает о неполадках с двигателями, другой — о сбое в системе навигации. На то, чтобы безопасно посадить эти самолеты на ближайшие аэродромы, нацелены все силы диспетчеров региона, и тому и другому самолету надо расчистить посадочный коридор. Сразу два трехлистника
[42]
— ни на что другое не остается времени.
Вертолеты закрывают отсеки с вооружением и двери десантных отсеков — и то и другое отсвечивает на радарах. Включают систему подавления шумов двигателя — эффективную, но отнимающую мощность. Гасят все ходовые и навигационные огни — оставляя только один, на хвосте ведущего, чтобы ведомый не влетел в него.
Все, двенадцатимильная зона. Вражеский берег стремительно несется навстречу…
Тишина…
В вертолетах, летящих над территорией если и не противника, то третьей и совсем не дружественной страны, было на удивление тихо. Все молча, сосредоточившись, погрузившись в себя готовились к бою.
Потом капитан-лейтенант Островский скажет — что именно здесь, над вражеской территорией, он понял. Как будто кто-то Всевышний, всевидящий шепнул ему на ухо: «Да». На этот раз — да. Осечки не будет. Они вышли на цель…
В вертолетах горело тусклое красное освещение — чтобы не засветить приборы ночного видения. Было очень тесно — флотские вертолеты всегда тесные и неудобные, конструкторы стараются сделать их максимально компактными, чтобы вместить как можно больше летательных аппаратов на борт корабля. В данном случае мешали большие баки, установленные прямо в салоне, они увеличивали беспосадочную дальность полета на четыреста морских миль. Спецназовцы сидели прямо на баках вместе со своим снаряжением и понимали, что первая же ракета — и они все сгорят. Никто не спасется…
Наведение на цель осуществлялось с палубного самолета ДРЛОУ, взлетевшего с палубы «Александра Второго» и прикрываемого двумя истребителями. Англичане среагировали поздно — по данным перехвата, «Гибралтар» только сейчас объявил тревогу. Уже поздно…
Ударный авианосец «Николай I»
Центральная Атлантика
В Атлантике шторм. Неприятный, зимний шторм, не слишком страшный, если судить по балльности, но с мелкой, злой и очень неприятной волной. Идет дождь, разбиваясь серебристыми брызгами на стальной глади палубы. Матросы палубной команды проверяют крепление самолетов к держателям катапульт. Катапульт на авианосце «Николай I» три, и все заняты. На большой центральной катапульте взлетает загруженный смешанным вооружением «С-34», чья кабина похожа на капюшон атакующей кобры. На вспомогательных — стоят более легкие «С-56»,
[43]
новейшие однодвигательные самолеты компании Гаккеля, которые оказались для англичан настоящим шоком и фактически выиграли за счет массового применения Вторую мировую войну.
Как и североамериканские аналоги, эти самолеты зовут «Шершень». Они могут больно укусить — до девяти ракет «воздух — воздух», до трех тонн бомбового вооружения. Обычно до момента боя они вообще не включают радар, наводясь по целеуказаниям тяжелого истребителя-лидера. Но сегодня у них своя задача…
Экипажи проверяют готовность техники. Закрылки, предкрылки, вооружение, средства защиты. За самолетами поднимаются массивные плиты, которые должны принять на себя пламя форсажа и способствовать разгону. Техники по вооружению разблокируют бомбы и ракеты.
Три поднятых больших пальца — группа готова…
Лидер катапультируется первым. Старший катапультной команды условным знаком показывает отсчет времени. На ноль — оба двигателя на форсаж — и одновременно с этим нагретый пар в катапульте толкает машину вперед. Взлетный вес сегодня — двадцать семь тонн, за несколько секунд на палубе скорость возрастает с нуля до трехсот миль в час. Бросок! Передняя стойка выдерживает удар небольшого трамплина в носу авианосца — самолет подпрыгивает над палубой. На какой-то момент скорость падает, самолет больше ничего не держит в воздухе, кроме инерции, только она не дает упасть. Но нет — полосуя непогоду метровыми языками пламени из сопел, самолет взлетает…
— Башня, я Кувалда один-один. Взлетел штатно. Хорошие двигатели…
— Кувалда один-один, я Башня, поворачивайте на курс один-девять-ноль, точка сбора на один-пять-ноль, как понял…
— Башня, вас понял…
Самолет закладывает вираж, ввинчиваясь в воздух. Сыро, холодно — для реактивных двигателей погода в самый раз. Дождь, оставляя едва видимые разводы, заставляет мутнеть бронестекла пилотской кабины. Под крылом бумажными корабликами в мутном весеннем ручье мокнут под дождем корабли авианосной ударной группы…
— Кувалда один-один, я Ракетчик три-один, вместе со мной Ракетчик три-два. Выравниваемся у вас побортно. Курс двести девяносто, Ангел-три.
[44]
— Курс двести девяносто, Ангел-три, принял. Башня, сбор завершен.
— Башня, «сбор завершен» принял. Новый курс ноль-три-ноль, занимайте эшелон одиннадцать — два нуля. Верхняя кромка облачности на три-пять-ноль. Зеленая звезда подтверждена, зеленая звезда подтверждена.
— Кувалда, новый курс ноль-три-ноль, эшелон одиннадцать — два нуля принять.
Самолеты ввинчиваются в темное, затянутое тучами небо. В кабине ничего не видно, турбулентность покачивает самолеты…
Три-пять-ноль — три с половиной тысячи метров. Верхняя граница облачности, за ней — почти что космос.
Самолеты одновременно пробивают границу облачности. За молочно-белой пеленой — кристально-чистая тьма, освещенная только звездами и яркой, полной луной…
Полет короток — «Николай» в восточном секторе не так далеко от берега. Наведения с земли нет, но оно в данном случае и не нужно: оружие, которое решили применить, не нуждается в особо точном наведении.
Команда — и два цилиндра срываются с пилонов истребителя-бомбардировщика, по параболе падая к земле. Они в небе не одни. Далеко вверху весело подмигивает ходовыми двухпалубный межконтинентальник, идущий наверняка на Буэнос-Айрес, еще один так далеко, что его почти не видно. В эфире — брань, отрывистые, гортанные звуки команд на немецком и испанском. «Мессершмиты» еще только выруливают на старт…
