«Терпение и труд все перетрут» – таков его девиз. Он вытесывал эти светильники и табуретки, даже не предполагая, что они могут кому-то пригодиться. И сейчас наш радушный хозяин весь светится и сияет от счастья.
Впрочем, был в ходе экскурсии один грустный момент. Он показал мне и Даше штольню, по которой сам спустился сюда. Точнее – свалился. Где-то там стоят заброшенные пыльные «тренажеры», в которых мы прожили двадцать лет. Я, Света и Герман Буданов. Тоже мной убитый, между прочим… Два трупа на моей совести. Две оборванные жизни. Много это или мало? Черт его знает. Скорее, много. Но грусть, охватившая всех нас у этого колодца, быстро развеялась, стоило мне, Даше и Сергею Ивановичу вернуться в дом. Дом, в котором звучат голоса и тихий смех. Дом, в котором раздаются шаги.
Живой дом. Наш новый дом.
Сергей Брянцев счастлив. И я счастлив. Я люблю, я любим. Маленький подземный народ, ставший для меня одной большой семьей, спасен. К тому же я встретил того, кто поможет мне разобраться в тайнах, скрывающих мое утраченное прошлое…
«Погоди радоваться, – нашептывает внутренний голос, – впереди разговор с Арсом».
Да. Арс. Осталось решить эту последнюю проблему. Тогда все наладится.
* * *
Разговор с Арсом мы решили не откладывать. Точнее, на этом настояла Дашка. Я просил хотя бы пару дней, чтобы собраться с мыслями, подобрать слова. Я волновался… Да что там «волновался». Я боялся. Боялся, что буду выглядеть, как полный идиот. Боялся, что Арс убьет меня. От одной мысли, что мне придется сказать Арсу: «Я люблю Дашу», у меня начинался такой мандраж, что все слова наглухо застревали в горле. Дело осложнялось тем, что Арс нем. Ну как разговаривать с тем, кто не ответит?! Пойму ли я его жесты?
– Нет уж. Никакой отсрочки, – оборвала мои мольбы Дуся. – Чем дольше будем тянуть – тем хуже, поверь. К такому готовым быть нельзя. Даже если заранее речь приготовишь и заучишь, все равно все пойдет не так. Иди, Герман.
И я пошел…
Дашу брать с собой не стал. Пусть решаться должна была и ее судьба тоже, пусть она лучше всех понимала его жесты, я чувствовал: это чисто мужской разговор.
Думаю, Арс сам все понял, когда Даша не кинулась к нему в объятия, увидев живым и невредимым, а расплакалась. Но одно дело – догадываться, и совсем другое – услышать жестокую правду прямо, в лоб.
Разговор состоялся в одном из отдаленных помещений дома. Лишние уши тут ни к чему. Я специально попросил Сергея Ивановича отвести нас туда, где никто не сможет подслушать. Зачем – не объяснил, только Брянцев и сам все понял. Не знаю, каким образом, но понял. Не иначе, мысли мои прочел. Сергей Иванович не задал ни одного лишнего вопроса. Поставил на стол светящийся гриб в каменной подставке, пожал на прощание руку и ушел, предварительно заложив каменной глыбой узкий коридор, ведущий в потайную комнату.
И вот, я сижу напротив Арса и говорю. Говорю прямо, как на духу. Не юлю, не пытаюсь ничего смягчить. Я сразу решил: чему быть, тому не миновать. Так уж лучше честно, откровенно выложить Арсению Петровичу всю историю от начала до конца.
Я сознаюсь, что связь наша началась не вчера. Говорю, что мы любим друг друга. Что мы хотим быть вместе. Что врать ему и встречаться тайно, на людях делая вид, будто ничего у нас нет, глупо и гадко.
О том, что мы считали их всех мертвыми, даже упоминать не стал. Я вообще не оправдываюсь, а просто излагаю факты. Говорю, а параллельно стараюсь, насколько позволяет тусклый свет от гриба, следить за его мимикой, за каждым его движением. Увы, это мне мало что дает: Белый Барс окаменел. Ни один мускул не шевелится на его лице. Даже глаза, казалось, остекленели.
«Будет ли вообще ответ, или он так и останется сидеть, словно изваяние?» – размышляю я.
И вот я заканчиваю.
Арс сидит, не шевелясь еще с минуту, а потом – я едва замечаю молниеносное движение, но сделать ничего не успеваю – со страшной силой бьет меня в челюсть.
От удара я кубарем лечу на пол. Крак! В глазах вспыхивают фонтаны искр. Это я «удачно» приложился головой.
Оглушенный, почти ослепленный я лежу на полу. Пытаюсь сгруппироваться, чтобы новые удары Арса нанесли меньше повреждений. Я вполне мог ожидать, что он изобьет меня до полусмерти. Но секунды шли, и ничего не происходило.
Зато в гробовой тишине вдруг раздается незнакомый мне, хриплый, как будто сдавленный голос.
Я опешиваю. Я не верю своим ушам. В этой комнате нас было двое: я и немой Арсений Петрович. Посторонний не мог сюда попасть. Не мог! Не мог – но попал. Ну и пещеры… Вот уж, в самом деле, волшебное место.
– Это тебе за прошлый раз, – звучит из темноты. – Больно?
– Больно… – бормочу я, гадая, то ли я сплю, то ли грежу наяву. – А ты кто?
– Кто я? Хороший вопрос. Сейчас узнаешь. Но сначала встань.
Из полумрака протягивается ладонь.
– Хватайся. Вставай, – произносит незнакомец.
Держась за руку, я кое-как поднимаюсь на ноги. Моргаю, восстанавливая зрение. Оглядываюсь по сторонам… И тут же едва не падаю опять.
Передо мной стоит Арсений Петрович. Стоит, сложив руки на груди, слегка наклонив голову на бок, и… говорит.
Арс. Го-во-рит.
Если бы голосом человечьим молвил камень или гриб, наверное, я и то удивился бы меньше.
– Да. Да-да-да. Великий немой заговорил, – с каждым словом голос Арса выравнивается, осиплость проходит. – Видишь, как вы с Дашей обрадовали меня? Шучу, конечно. Я понял, что снова могу говорить, едва мы покинули систему Окро. Почему молчал? Представил себе, как все офигеют, и решил потерпеть. У ребят проблем и так хватало… А потом как-то не до того было. Еще плюс немоты: мнение никто высказывать не заставляет, – Арсений Петрович смеется, но тут же, поперхнувшись, закашливается. Несколько секунд он тяжело дышит, потом начинает говорить снова:
– Как непривычно-то, а? До сих пор с речью освоиться не могу. Ладно, к делу. Раз уж я снова могу говорить, скажу. Не вернулся бы дар речи – врезал бы тебе еще раз и ушел. Но лучше скажу. Все, что думаю. Первое и главное: для меня важнее всего, чтобы Дашка была счастлива. Если ей с тобой будет лучше, чем со мной, – что ж… Значит, так тому и быть. Второе. Ты сумел провести с Дарьей столько времени один на один, да еще и в весьма экстремальных условиях, и никто из вас не прикончил другого. Это многое значит. Честно скажу: не ожидал, что такое вообще возможно.
Я чувствую, как щеки мои наливаются краснотой. Польстил Арс моему самолюбию. Ох, польстил.
– Знаешь, Герман, – продолжает Арс, – мне кажется, мы с Дашей столько лет прожили вместе по одной-единственной причине: я не мог ей ответить. Хотел, видит Бог, хотел! Но не мог. Милые были у нас скандалы. Были, а что ты думаешь. Но милые: она орет, я глазами хлопаю. А сейчас, когда я заговорил, кто ее знает… Может, оно и к лучшему? Ну, и третье. Я на свете одну вещь ненавижу: ложь. А правду, честность, ценю больше всего. Поэтому предлагаю баш на баш.
