— Рассказать тебе? — Хрустальный Дракон задумался над этим.
У него был утомленный вид. — Рассказать тебе о Логане из клана Тезерени?
Послушный сын, один из многих сыновей Баракаса-Тезерени повелителя, вот кем он
был. Он был не таким, как Геррод, или Рендел, или Лохиван. Логан слепо
подчинялся, как и положено. Когда враад бежал с Нимта, он был с ним, чтобы
помогать отцу. Когда Баракас поставил эту землю под знамена дракона, Логан был
с ним, чтобы поддержать его в этом.
Кейб Бедлам слушал, словно завороженный. Перед ним
разворачивалась история первых Королей-Драконов. Рана была совсем позабыта. А
уставший от времени левиафан рассказывал о той роковой ошибке, которая довела
его до нынешнего состояния.
— Это были тела, тела, которые сотворили его отец и
волшебник Зери и его братья Геррод и Рендел. Сделали из плоти дракона! На вид
они оставались людьми, но в своем сердце они были драконами. Души,
странствующие души, Тезерени закрыли все дороги мира для этого одного и
потребовали их тела. Потребовали от них их собственной неизбежной гибели.
Созданные магией тела хорошо послужили Тезерени. Большинство
враадов просто перешло сюда физически, через дверь, но в то время, когда
переходил Тезерени, дверь еще не была открыта. Так народ под знаменами дракона
превратился в настоящих людей-драконов, и это усилило их власть и их значимость
среди других беглецов.
И только по прошествии нескольких лет люди, и не только
Тезерени, начали замечать изменения. Они стали терять свои способности к
волшебству, но даже и это не явилось непреодолимым препятствием для повелителя
Тезерена: он всегда предпочитал физическую силу, даже когда они пользовались
магией. Со временем это заставило враадов сплотиться в отдельный клан. Однако
этого было еще недостаточно, чтобы признать правление лорда Баракаса, и, когда
он захотел занять подобающее ему место, он встретил сопротивление. Сильное
сопротивление. Это-то в конце концов и заставило лорда Баракаса искать для себя
новое королевство за морем. — Они основали эту землю.
Король-Дракон, казалось, счел ненужным объяснять, как
Тезерени смог совершить такой переход с одного континента на другой, не имея
кораблей и не пользуясь магией. Припоминая то малое, что за многие годы он по
крупицам узнал у Темного Коня, волшебник задумался о том, что вот тут-то,
наверное, бессмертный и стал жертвой враада. Тогда это могло объяснить ту
горечь и страх, да страх, призрачного скакуна, когда тот сталкивался с чем бы
то ни было, имеющим отношение к Нимту или враадам.
Лорд Баракас, очевидно, ожидал борьбы с искателями, но
цивилизация птицеподобных уже погибала из-за какой-то войны, и только несколько
групп были достаточно сильны, чтобы оказать им какое-то сопротивление.
Воодушевленные успехом, они завоевали горную цитадель птичьего народа и присвоили
себе их древние секреты.
Киван Грат. Кейб узнал ее по описанию Короля-Дракона. Киван
Грат, гора, пещеры которой стали цитаделью Дракона-Императора. Странно, что он
так много вспоминает, но не хочет вспомнить, сколько с тех пор прошло времени.
И опять-таки, может быть, он хочет вспомнить свое
человеческое существование, но не хочет вспоминать, как давно он с ним
расстался.
Когда Хрустальный Дракон говорил, казалось, что его
пробирает дрожь. Все более и более он становился похожим на человека, который
видит впереди только ужас, а не великого левиафана, который правит и которого
боятся. С большим беспокойством волшебник заметил, как множество лиц копируют
эмоции повелителя дрейков. Все это выглядело так, будто его окружали тысячи
тысяч измученных призраков.
— Может быть, просто земля не приняла их. Это, однако, не
смогло уничтожить Тезерени, но обособило их. А может быть, конечно, это сами их
тела, созданные из того, что когда-то было драконом, наконец стали искать путь
вернуться к тому, чем они и были с самого начала. В конце концов все это
кончилось тем, что начались изменения. Сначала одно, потом другое. Никто тогда
ничего не понимал. Никто, разве что очень немногие видели, что вообще что-то
происходит.
Он содрогнулся, мигнул и затем прямо посмотрел на своего
гостя-человека с выражением, близким к отчаянной зависти.
— Я помню мою боль в тот день. Я помню тот вопль, когда мои
руки и ноги начали вытягиваться и изгибаться под углом, что абсолютно
противоестественно для человеческого тела. Знаешь ли ты, каково чувствовать
себя, когда в твоей плоти на спине извиваются, подрастая, крылья и как они
прорезаются сквозь кожу, уже вполне сформировавшись? Чувствовать и видеть, как
изменяется твой череп, понимать, что твои глаза перемещаются и изменяются?
Кричать и кричать опять, когда все эти изменения разрывают броню и заставляют
тебя встать на четвереньки… и затем узнать забвение.
Кейб, думая о собственном страхе при малейшем изменении
своей внешности, нервно глотнул. Монарх-рептилия уставился в пол.
— Я смутно припоминаю мысли зверя, пытающегося думать. Как
долго это длилось, я не знаю. Я только помню, что в один прекрасный день я
начал думать как человек, но я не был самим собой. Я был созданием. Я был…
драконом. Эта земля должна была стать моим королевством. Прошли годы, прежде
чем я вспомнил, что она была выбрана для меня моим отцом, что каждый из нас,
невзирая на то, что стал зверем, объявил свои владения королевством. — Его смех
был пропитан горечью. — Я никогда не узнаю, дал ли он мне этот полуостров,
потому что знал о таящихся здесь чудесах, или просто потому, что я был для него
наименее важным из всех его многочисленных сыновей.
Захватить эти пещеры было детской забавой. Цивилизация
квелей была в еще более худшем состоянии, чем цивилизация искателей. Квели были
тогда в растерянности и искали пути сохранения своей расы, поэтому они заметили
опасность, когда было уже поздно. Самопровозглашенный Король-Дракон начал
изучать свое новое владение и при этом обнаружил место, которого квели,
очевидно, остерегались. Там не было никаких следов, говоривших о какой бы то ни
было деятельности за последнее время. Перед ним был только темный ход, который
вел ко входу в еще более темную пещеру. Его высокомерие и любопытство взяли
верх. Проход был достаточно широк, и он мог свободно по нему пройти, поэтому он
не видел причин для отступления, и дракон вошел туда.
— Не было никакой вспышки памяти, никакого потока
воспоминаний. Я вошел в комнату и прошел на середину, восхищаясь ее сверканием.
Я тогда еще не был тем, кого ты видишь перед собой, хотя уже и успел
приспособиться к своему королевству. Озираясь, я обследовал это место от пола
до потолка и от стены к стене. Когда я все осмотрел, мне в голову пришла мысль,
что это может стать самой подходящей цитаделью для такого левиафана, как я. И я
решил, что эта комната будет моя святая святых.
И вот тогда меня обожгла правда. Я вспомнил, кем же я был.
