– Эй, ты случайно не мент?
– Что?
– Ну… Ты так выражаешься… На их профессиональном языке. У меня самой родственник в полиции, потому я знаю, тоже кое-чего успела нахвататься.
– Я… – Мертвицин помолчал. – Ты знаешь, вот зараза… – высказал он с какой-то странной усмешкой. Я бы идентифицировала ее как «грустная усмешка», но, казалось, что моему таинственному гостю, помимо любопытства, способности грустить также недодали. Весь он был какой-то… лишенный эмоций. Кроме разве что редкого удивления и легкой радости. Так вот, он сказал, что не помнит, кем он работает. И для него самого это странно, так что я могу не верить, если захочу. Я и не поверила. Но дело не в этом. Он вдруг вернулся к этому несчастному мешочку: – Что в нем было? В мешке, который предположительно украли?
– Во-первых, не предположительно, а украли, потому что он стопроцентно был у отца с собой, если только он не успел отдать его тем, кому нужно. – На этот счет я сомневалась. Отчего-то мне казалось, что «тот, кому нужно», стоит сейчас передо мной. – Во-вторых, прежде чем ответить на основную часть твоего вопроса, я должна с тобой серьезно потолковать.
– Ладно. Пошли.
– Куда? А как же полиция?
– Что – полиция?
– Нужно им позвонить! – Видя, что на него это не произвело впечатления, добавила: – Человек же умер, он не должен так валяться!
– Ну хорошо, звони. – Как будто бы сделал одолжение.
Как было ни прискорбно, я призналась:
– У меня нет с собой телефона. Я, когда ключи брала, его положила на тумбочку. Звонить придется тебе, извини. – Я не могла и подумать о том, чтобы взять в руки отцов мобильный, мне это казалось прямо-таки надругательством.
Не меняя выражения лица, Мертвицин принялся ощупывать карманы брюк.
– Не нахожу… Наверно, выронил на кладбище. Или еще где.
Я стала мучительно соображать, что делать, склоняясь к тому, чтобы пойти домой и оттуда вызвать опергруппу (но тогда придется снова сюда возвращаться, чтобы встретить их, а станет ли гость второй раз водить меня по темным тропам – как знать, а одной мне это делать жуть как не хотелось), но вдруг где-то не слишком далеко раздался вой полицейской сирены, как по заказу, блин. Но ночами звуки разносятся дальше, так что, может быть, машина ехала совсем далеко и сидящие в ней были вовсе не по наши души, однако Валерий нежданно-негаданно ухватил меня за запястье и сказал:
– Бежим!
– Но зачем? – засопротивлялась я, когда он, без моего на то согласия, потащил меня за собой обратно, к тропе в гору. – Мы же сами хотели их вызвать! Вот на ловца и зверь бежит! Да куда ты?
– Неохота с ними встречаться. Да и нет необходимости, они без нас здесь разберутся.
– У тебя проблемы с полицией? – догадалась я.
Недолгая пауза, в течение которой Валера раздумывал над ответом.
– Не знаю точно. Но склоняюсь к мысли, что есть.
– Почему?
– Потом. Нет времени.
Однако время до дома было, мы шли еще пять или даже семь минут. Очевидно, он просто не кипел желанием рассказывать, но внезапная вспышка тактичности меня изумила, все-таки для такого кекса вполне типично заявить: «отвали», «не твоего ума дело» или что-либо в этом роде.
Пришлось эти минуты потратить на размышления. Странно, но смерть отца не вызывала у меня каких-то диких, душераздирающих болей внутри, чувства громадной потери, пустоты или еще чего такого. Первоначальный ужас от встречи с трупом на берегу реки сменился абсолютным равнодушием, словно бы это валялся совершенно посторонний мне человек, просто труп и все. Если бы это было так, то присутствие начального ужаса и отсутствие чего-либо впоследствии являлось бы абсолютно нормальным. Но существовала единственная и великая разница: убитый человек приходился мне кровным родителем, которого я не видела так долго и так сильно жаждала найти (хотя и не признавалась до сего момента самой себе в этом). И вот он сам отыскал меня. Мы пробыли с ним вместе всего день, и даже за этот один день нашли столько общего между нами. И вот его нет. Наверное, нужно было поплакать. Но не хотелось. Хотелось другого: узнать, кто его убил, и найти украденное. Я надеялась, что Валерий мне поможет. Почему? Не знаю. Просто нельзя было больше никого в это замешивать, а без напарника в этом деле, похоже, я не справлюсь. Я знала отца всего день и не могла сказать, у кого возникло желание с ним разделаться. А Валерий знал отца, может, не так хорошо, но все же определенно лучше меня. Конечно, пятьдесят, а то и шестьдесят процентов вероятности я отдаю за то, что это был случайный грабитель. Но, во-первых, как я уже говорила, у меня страсть к детективам и расследованиям, во-вторых, очень уж напрягало совпадение: именно в тот час у Михаила Геннадьевича Любимова с собой были несметные богатства. И кто-то, безусловно, мог об этом знать и поджидать его.
Несмотря на то, что мы отдалялись, сирены звучали все громче и смолкли лишь тогда, когда я заперла входную дверь.
– Они ведь найдут, кто это сделал? – с надеждой вопрошала я, переобуваясь.
– Сомневаюсь. – Совершенно без перехода он добавил такую вещь, что я прям едва не померла на месте. – Что ж, раз дальняя комната освободилась, я займу ее, если не возражаешь.
Не дожидаясь ответа, он прямой наводкой направился к залу.
– Возражаю! – заорала я вдогонку.
– Угу, – донеслось из глубины дома.
– Возражаю! – крикнула я еще громче и затопала ногами.
– Угу, – прозвучало прямо перед тем, как хлопнули дверью дальней комнаты – спальни отца, и все сразу стихло.
– Как ты смеешь… Как ты смеешь… – с болью в душе застонала я в прихожей и в бессильном отчаянии села прямо на пол.
Первое дело, которое я совершила, проснувшись, это, толком не одевшись, не умывшись и не почистив зубы, а тем более не позавтракав, влетела в зал, на сей раз уже порадовавшись тому, что гость устроился в отцовской комнате и я могла его не видеть, и включила программу новостей, которые отродясь не смотрела.
Перейдя от новостей политики к криминальным, диктор сухо назвал фамилии тех, кто был найден мертвым в Москве и области за минувшую ночь, и ожидаемого имени я, странное дело, не услышала. Что же это, они не нашли его, что ли? Фотоснимки с мест происшествий показали лишь те, на которых были запечатлены неопознанные тела, чтобы люди могли узнать кого-то своего и позвонить по предложенным телефонам. Но мне даже всматриваться не пришлось: по удивительному стечению обстоятельств погибшими оказались только женщины, и пожилые, и молоденькие. Я знаю, что Михаил Любимов носил с собой паспорт, ведь он мне его показывал. Если какие-нибудь пьяные бомжи или наркоманы ради прикола не утащили у покойника документы вместе с телефоном, значит, его личность должны были установить. И потом, мне казалось, что полиция едет именно в то место у реки, откуда мы поспешно ретировались, то есть у отбросов общества просто не было времени на кощунство. Неужели патруль спешил по другим делам?
