Дель Монако смотрел сквозь зеркальное стекло, как Андервуд похлопал Синглетери по спине.
– Нет, ему никогда не заменят смертную казнь пожизненным заключением, – сказал он. – Надеюсь только, что Андервуд не зря прилетал сюда.
– Еще бы, – саркастически заметил Бледсоу. – Свою главу к новой книге он получит в любом случае.
Дель Монако вышел из комнаты в коридор, намереваясь перекинуться парой слов с Андервудом. Карен осталась наедине с Бледсоу Теперь она могла свободно говорить, не боясь выдать себя.
– Мы знаем, что это он, Бледсоу. Письмо написал Окулист. Мы знаем это совершенно точно.
Он выставил перед собой руку.
– Не горячись. Мы еще ничего не знаем.
– «…мне известно то, что знают они», – по памяти процитировала она. – Он говорит нам, что знает то, что известно и нам, потому что психологический портрет у него. Он его прочел.
Бледсоу пожал плечами.
– Это может означать что угодно. Человек, который написал это письмо, изъяснялся весьма туманно и явно не намеревался облегчить нам жизнь. Так что не спеши принимать желаемое за действительное.
Карен вздохнула.
– Я знаю. Просто все сходится, и Окулист бросает нам очередной вызов. Он знает. Мы знаем.
– Что вновь возвращает нас к тому же самому вопросу: для чего он вообще посылал это письмо? Почему он не отправил тебе очередное послание по электронной почте, если ему так хотелось, чтобы мы его получили? Зачем адресовать его Синглетери? – Он отвернулся от нее и с размаху ударил ногой в стену. – Проклятье! Ненавижу это дело. Обычно есть правонарушитель, который совершает преступление и оставляет после себя какие-нибудь улики. И все, что от тебя требуется, – это ухватиться за нужную ниточку и размотать клубок до конца. В половине случаев оказывается, что это родственник или знакомый. Но этот парень, складывается такое впечатление, вообще не оставляет после себя следов, по которым можно выйти на него. И он выбирает себе жертвы, которые не связаны между собой. Вот и получается, что мы имеем одни только проклятые загадки, которые он нам подбрасывает. – Бледсоу сердито засунул руки в карманы брюк и принялся расхаживать взад-вперед. – Не знаю, как ты занимаешься этими серийными маньяками с утра до вечера. Если бы я вдруг оказался на твоем месте, то у меня уже на второй день открылась бы кровоточащая язва.
Дверь распахнулась, в комнату вошли Андервуд и Дель Монако. Галстук у легенды криминальной психологии сбился на сторону, а обычно жизнерадостное лицо выглядело осунувшимся и жестким.
– Я не смог достучаться до него, – сообщил Андервуд. – Рей в отчаянии, он закусил удила. У него есть один-единственный козырь на переговорах, и отказываться от него он не намерен. Для него это в буквальном смысле вопрос жизни и смерти.
– Он говорит правду? – поинтересовалась Карен.
Андервуд вздохнул, положил обе руки ладонями на стекло и уперся в него лбом.
– Думаю, да. Мне кажется, он действительно верит в то, что знает, кто написал это письмо. Если его действительно прислал Окулист и если Синглетери прав в своих подозрениях, вы могли бы значительно продвинуться в раскрытии этого дела.
– Слишком много «если», – заметил Бледсоу.
Андервуд оттолкнулся от зеркала.
– Такова природа нашего бизнеса, детектив. Обоснованные догадки и предположения о том, что думают эти люди, о том, что они собой представляют, и все это на основе того, что мы уже видели и с чем имели дело раньше. Разумеется, вы правы, говоря что в нашем деле слишком много «если», но за прошедшие годы наши предположения подтверждались очень часто. Агент Вейл! – сказал Андервуд, не глядя на Карен. – Хочу сказать, что вы составили чертовски хороший психологический портрет. И еще мне импонирует ваша работа о различении почерка в пределах неизменного МО, модуса операнди. Здесь открываются захватывающие перспективы. – Он повернул голову и подмигнул ей. – Продолжайте в том же духе.
С этими словами Андервуд распахнул дверь и вышел из комнаты.
…пятьдесят девятая
Пять дней, остававшиеся в их распоряжении, промелькнули быстро и оказались до предела насыщенными совещаниями и переговорами, в которых принимали участие Бледсоу, Дель Монако, окружной прокурор, Томас Гиффорд, губернаторы штатов Вирджиния и Нью-Йорк, Ли Турстон и спикер законодательного собрания штата Вирджиния. В ход было пущено все: явные и скрытые намеки, политические интриги и угрозы возможных осложнений.
После долгих дебатов окружной прокурор заявил, что игнорирование решения жюри присяжных, которые вынесли Синглетери смертный приговор, в любом случае поставит под сомнение непреходящие ценности американской системы правосудия. Если губернатор отменял ранее вынесенный приговор, то он поступал в полном соответствии с Конституцией. И хотя случалось это довольно редко, подобное решение можно было понять и оправдать. Впрочем, сделку с убийцей, которому предстояло умереть, тоже можно было объяснить – уже хотя бы тем, что удастся предотвратить гибель других невинных женщин, – но ведь никто не мог дать гарантию, что они сумеют отыскать и арестовать преступника, даже при условии, что будут знать его имя. А если, к тому же, вся эта история окажется не чем иным, как охотой за призраком, то пострадает репутация обоих, и окружного прокурора, и губернатора, причем не исключено, что урон будет нанесен необратимый. Почти наверняка они проиграют очередные выборы, и о переизбрании не будет и речи. Никто не пожелает голосовать за борцов с преступностью, которых одурачил осужденный убийца.
Словом, дебаты продолжались, и не всегда они проходили в конструктивном ключе и дружественной обстановке.
Поиск заключенного, отбывавшего срок вместе с Синглетери, оказался далеко не такой простой задачей, как они предполагали. Начать с того, что он сидел не только в исправительной тюрьме строгого режима «Рокридж» в Северной Калифорнии, но и в колонии «Гринвилль» в Вирджинии. Учитывая, что количество потенциальных подозреваемых, осужденных sa тяжкие насильственные преступления, измерялось уже несколькими тысячами, Робби и Синклер возглавили группу сотрудников правоохранительных органов, единственной задачей которых было уменьшить список до разумных пределов, чтобы каждого из оставшихся в нем можно было допросить в индивидуальном порядке. Но дело продвигалось настолько медленно, что его можно было сравнить лишь со скоростью растворения меда в чае со льдом. Стоило ошибиться один раз и исключить не того подозреваемого, и можно погубить все громоздкое мероприятие. Поэтому полицейским приходилось быть методичными и проверять и перепроверять работу друг друга.
Время, отведенное на поиски, подошло к концу, и, после того как было принято решение отклонить предложение, сделанное Синглетери, Вейл, Бледсоу, Дель Монако, окружной прокурор и Томас Андервуд получили приглашение присутствовать на приведении приговора в исполнение. Чартерным рейсом они прибыли на аэродром, откуда специально нанятый лимузин доставил их в тюрьму строгого режима. Почти всю дорогу они молчали, лишь изредка обмениваясь несколькими словами, – им нечего было сказать друг другу. В ходе предшествующих споров и переговоров все они уже имели возможность высказаться.
