Майя все время дремала, но сейчас она спросила:
— Почему на юго-запад?
— А почему нет?
Она ехидно взглянула на него:
— Несмотря на твои шуточки и твой клоунский наряд, малыш, я
знаю, что ты все обдумываешь серьезней, чем хочешь показать. Так почему на
юго-запад?
— Еще до нашего последнего переселения мне пришла в голову
одна мысль. Насчет нашего друга. И тех, кого он не трогает.
Она повернулась к нему:
— Ну и что насчет тех, кого он не трогает?
— Мне кажется, что больше всего счастливчиков живет вдали от
густонаселенных районов.
— Вроде Чикаго?
— Уж как Чикаго-то точно. Рим, Бейджинг, еще этот город
никак не запомню названия, Иерихон, Дели — да все крупные центры своего
времени. Конечно, я не уверен, но знаешь, дорогая, похоже, ему нравится
городская жизнь. — Он мудро ей улыбнулся. — Думаю, он любит общество.
Она убрала с глаз выбившуюся прядь, было видно, что его
легкомысленный тон ее не веселит.
— Значит, нам надо найти довольно уединенное местечко — Но
не слишком уединенное. Иначе мы не сможем искать остальных. Пустынные районы
запада и юго-запада не слишком населены, но цивилизация и ее удобства там есть…
ну, какие есть. Мы с Макфи обсуждали это два или три Странствия назад, но,
по-моему, у него так и не оказалось шанса проверить.
— Когда он… когда его забрали?
— Я только знаю, что он жил несколько лет спустя после
Американской Гражданской войны в последнем варианте, той войны, когда вмешались
англичане. Думаю, тогда это и случилось.
— Я была за много веков до того времени. Трудно было
поддерживать контакт с кем-либо кроме крестоносцев, — сообщила она с застывшим
лицом. — До ухода я прожила тридцать два ужасных года.
Рассеянные в веках, Странники были подвержены физической
смерти, но это вовсе не означало, что они не перепрыгнут дальше, когда та Земля
через какое-то время исчезнет. Вопрос о том, что случалось с умершими и позднее
возродившимися, занозой торчал в их душах, и никто не желал особенно о нем
задумываться.
Гилбрин вдруг сменил тему:
— Этого глупого нытика Орвана я нашел полгода назад. Он
провинциальный проповедник, здесь на юге их, кажется, называют евангелистами
Обнаружил также и Трес. Она танцовщица в Париже в двадцатых годах.
Его спутница передернула плечами, оба из упомянутой пары ей
не нравились. Пусть у них одна судьба, но это вовсе не значит, что все
эмигранты просто обожают друг друга.
— А мой отец?
— Я его не чувствую. Он либо не достиг возраста осознания,
либо поставил защиту Ты сама знаешь его силу.
Майя кивнула, откинулась на сиденье и снова ушла в свои
мысли. Гилбрин смотрел на дорогу и мурлыкал простенький мотивчик. Это была
песенка финикийских моряков о каком-то длиннющем плавании. Одна из самых
приятных инкарнаций Бродяги. Третье Странствие, как он помнил.
То на одном корабле, то на другом в той жизни ему легко
удавалось избегать Сына Мрака. Но тут он вспомнил, что Борено и Хои — оба были
тогда его современниками, — все равно не повезло.
Сколько нам убегать от тебя, Властелин Теней? Сквозь
вечность, вечно глядя, как исчезают миллиарды людей и целые вселенные?
Гилбрин взглянул на датчик бензина. Осталось чуть больше
полбака. Он всегда ощущал искушение повести машину только на собственной энергии,
без горючего, но он чувствовал, хотя и не мог объяснить почему, что это значило
бы превратить его «„додж“» во что-то совсем иное. Бродяга знал, если он
когда-нибудь вмешается в работу старого автомобиля, то скоро сменит его на
что-нибудь еще. Что-нибудь… невинное.
Ему страстно захотелось остановиться. Высокий яркий щит
заправочной станции маняще возник впереди. Еда, бензин. Он нашел съезд и
медленно свернул с шоссе.
— Что мы делаем?
— Мы, моя красавица, должны вытянуть наши коротенькие скрюченные
ножки и достать еды для этого синего зверюги и для нас самих. Присоединяйся.
Заправка оказалась меньше, чем Гилбрин надеялся, и он
засомневался, можно ли найти приличную еду. Ресторан, совсем маленький, был
ясно виден сразу же за стоянкой. Гилбрин притормозил, пропуская тягач,
направлявшийся по вызову. Видно, дело шло, хотя движение на дороге и не очень
напряженное. Механики ремонтировали пару машин, а еще две ждали своей очереди,
включая…
Гилбрин вывернул руль и, выбрасывая гравий и пыль из-под колес,
двинулся за буксировщиком, снова возвращаясь на шоссе. Быстро обогнал, даже не
взглянув на него. Бродяга так вцепился в руль, что побелели костяшки пальцев.
Майя, которую при резком повороте швырнуло в сторону,
выпрямилась и спросила:
— Гил! Боги Земли и Неба! Что ты делаешь?
Сначала он не отвечал, только глаза его перебегали с шоссе
на заправку, постепенно уменьшающуюся в зеркальце заднего вида. Наконец станция
скрылась за горизонтом, Бродяга позволил себе вздохнуть.
Майя подвинулась ближе. В других условиях ее близость
пробудила бы в нем страсть, но не сейчас. Не когда их жизни могли быть
раздавлены, как мошки на стекле «„додж“а».
— Гилбрин, ответь! Что случилось?
Предоставленный сам себе, голубой «„додж“» жадно пожирал
мили. Впереди появилась крохотная точка. Гилбрин посмотрел на Майю, затем на
точку, постепенно растущую и приобретающую форму. Рядом с ней стояло что-то,
напоминающее высокий рекламный щит.
— Майя, дорогая, заправка, с которой мы уехали, она тебе ничего
не напоминает?
— Чудак, это же век стандартизации. Они все выглядят
одинаково.
Краешком глаза он взглянул на нее.
— Одинаково до такой мелочи, как красивая спортивная машина
на эвакуаторе?
Она ответила лишь вопрошающим взором, Гилбрин кивнул, не
переставая следить за конструкцией справа, находящейся все еще далеко впереди.
Она еще не понимала, но пыталась понять.
— Один такой буксировщик мы проехали несколько миль назад.
На нем была красная спортивная машина. Я помню, потому что хотела, чтобы мои…
Однажды я хотела такую машину.
— Значит, ты не обратила внимания, дорогая. Несколько минут
назад я как раз видел эту самую машину на той заправке, куда мы хотели заехать.
