Мария. Он говорил о той женщине, на которую так похожа Майя.
Его слова почему-то вернули ей решимость, которую она едва не потеряла,
сражаясь с отцом.
— Я не боюсь тебя, Август, — закричала она.
— Но ты должна!
Вдруг позади них в воздух взлетела крышка люка. Майя и
Голландец обернулись к новой угрозе. Но на мгновение медленнее, чем надо Из
люка вырвался самый громадный и самый страшный Рошаль, которого Майя когда-либо
видела.
Увидеть — это все, что она успела, ибо, двигаясь с
невероятной скоростью, он тут же на нее кинулся Перед ней мелькнула длинная
клыкастая морда, руки как бревна, такие громадные, что могли бы охватить
автомобиль, и, конечно, полосатые нечеловеческие глаза.
Среагировать на такую скорость было невозможно. Рошаль
поймал ее в свои геркулесовы объятия и потащил к люку. Майя задыхалась. Она
слышала, как Голландец выкрикнул ее имя, как снова раздался хохот отца, а потом
прогремел взрыв. Наверняка это был взрыв, так как земля содрогнулась, Рошаль
как раз запихнул ее в люк и запечатал его прямо куском своей плоти.
В туннеле стоял дух застоявшейся воды и канализации.
Света не было. Она видела лишь глаза своего врага. Майя
попробовала вырваться, но Рошаль стукнул ее по виску. Она ощутила
неестественную сонливость.
— Меня усыпи…
Черты лица Рошаля расплылись и потемнели, но она знала, что
расплываются они только в ее собственном ускользающем сознании.
— Спи, малышка, засыпай, мой хозяин, побеждай.
Это было последнее, что услышала Майя.
Он должен был обнаружить Рошаля, но, видимо, де Фортунато
поставил защиту и скрыл его. Сбитый с толку, Голландец слишком поздно кинулся
на помощь и позволил этой твари утащить Майю в туннель. Он бросился в погоню,
но тут раздался взрыв и Голландец, кувыркаясь, полетел в канаву. Когда он
очнулся и поднял голову, то увидел, что в двух шагах от него стоит этот
предатель, отец Майи. Мерзкий юнец снова улыбался.
— Поговорим? Никто нас не побеспокоит, я укрыл это место от
взглядов посторонних. А что касается Майи, то Рошаль — кстати, я долго его приручал
и теперь полностью контролирую — уже доставил ее в безопасное место. И сейчас
ее доброе здравие целиком и полностью зависит от тебя.
Никогда еще Голландец не встречал такого гнусного человека.
Волна отвращения поднялась в его душе. Неужели этот Август де Фортунато может
так обращаться с собственной дочерью? Он решительно выпрямился, намереваясь
показать юному мерзавцу, что значит обижать невинных.
Однако де Фортунато ничуть не обеспокоился. Он, улыбаясь,
смотрел, как Голландец встает. У моряка кровь закипела в жилах. Он хотел дать
негодяю пощечину, чтобы ухмылка слетела с его лица.
— До того как наделать глупостей, я бы на твоем месте
поразмыслил, что будет с моей милой, дорогой дочуркой, если ты хоть чем-то мне
навредишь. Рошаль ей навредит сильнее, это я тебе обещаю.
Голландец замер. Он поверил каждому слову. Август де
Фортунато не производил впечатления человека, склонного к пустым угрозам. И это
делало его еще ужаснее.
— Что ты предлагаешь?
— Я ничего не предлагаю, — сказал ренегат, все еще улыбаясь,
— я требую. Пока ты со мной сотрудничаешь, с Майей ничего не случится. Видишь,
сделка честная. У тебя есть кое-что необходимое для меня, а у меня есть то, что
хочешь ты.
— Я, я хочу разорвать тебя на куски! — Самое страшное, что
это так и было. Голландец и правда хотел его уничтожить. Сила этого чувства
потрясла его самого.
— Ну разумеется, хочешь. — Август де Фортунато, со своей
стороны, воспринимал угрозы противника как должное.
Сколько раз он слышал это от других! Сколько в человеке
злобы!
— Но придется тебе потерпеть, дорогой вестник, или ты
предпочитаешь, чтобы тебя называли Голландцем? — Человек в мантии молчал, де
Фортунато пожал плечами. — Другие называют тебя Голландцем, пусть так и будет.
Упоминание о других напомнило Голландцу о том, зачем они с
Майей рискнули сюда прийти в первую очередь. Фило и шутник все еще пленники, а
теперь он потерял и Майю.
«Что бы я ни предпринимал, все проваливается. Я несу только
смерть и разрушение, но никогда — жизнь и успех».
— У меня есть простое предложение, Голландец, жизнь Майи —
на твой корабль.
Окунувшись в свои размышления, Голландец не сразу понял,
чего хочет от него де Фортунато.
— Тебе нужно, что?
— Твой корабль, морячок. Я хочу управлять твоим кораблем.
Отведи меня на корабль, покажи, как он действует, и когда я пойму, что ты
рассказал все, что нужно, я отведу тебя к Майе.
Голландец не смог удержаться и захохотал.
Господи! Отцу Майи нужно не что иное, как… «Отчаяние».
— Черт возьми! Что тут смешного? Моей дочери тоже будет не
до смеха, если я натравлю на нее Рошаля. — Больше всего ему хотелось разорвать
ее в клочья. В этом смысл их жизни. Ничтожные твари, но этот хоть раз оказался
полезным. — А теперь объясни, что здесь такого забавного, что ты даже рискнул
жизнью прекрасной Майи?
Голландец моментально пришел в себя. Он не мигая смотрел на
де Фортунато, но даже его глаза, излучающие звездный свет, не могли смутить
ренегата.
— Я не могу отдать тебе то, чего не имею сам. Ты просишь о
невозможном, Август де Фортунато.
Предатель-эмигрант начал теперь злиться.
— Что ты имеешь в виду? Это твой корабль, моряк! Ты — его
капитан. Не вздумай со мной шутить! У этого Рошаля не очень-то много терпения.
Он вполне может начать свою игру, если я не прикажу ему подождать.
— Я не могу отдать «Отчаяние», он не мой, он принадлежит сам
себе, де Фортунато. Он делает что хочет. И со мной тоже.
— Птенчик объяснил все не совсем так, но я и ему не верю. —
Но все же ренегат замолчал и задумался.
Голландец тоже размышлял. Август де Фортунато мог поступать
с ним как хочет, и он ничего не мог ему противопоставить. Если де Фортунато
решит, что ни от своей дочери, ни от ее спутника он не сможет больше ничего
выгадать, что этот негодяй будет делать?
— Я даю тебе один шанс. Голландец. Только один шанс, а потом
моя дочь вступит, в игру с Рошалем. Ты отведешь меня на корабль, покажешь, как
он действует, а если не сможешь… — он снова пожал плечами, — она умрет.
У него не было выбора.
