Она должна была с ним согласиться, но трудно подумать, что
они станут причиной смерти одного из эмигрантов. С тех пор как они
познакомились, совсем недавно, Майя начала уважать негра, к тому же он ей
нравился.
«Я теряю время, не только время Хаммана, а всех». Собравшись
с духом, Майя подошла к дверце «скорой». Она была открыта, внутри горел свет.
Глазам потребовалось время, чтобы привыкнуть к другому освещению, и она не
сразу разглядела Хаммана.
А когда рассмотрела, у нее сжалось сердце. Из краткого
отчета детектива Эндрюса она поняла многое, но Хамман Таррика выглядел и хуже и
лучше, чем она ожидала. Он лежал на спине. В кисти руки торчала трубка. Он и
правда был избит, но она ожидала, что тело его превратилось в кровавое месиво.
Но, хотя повсюду были глубокие ссадины, порезов и крови не видно. Потребовалось
лишь несколько бинтов.
Истинные раны находились не здесь. Когда Майя заглянула
Хамману внутрь, она нашла там такую ошеломляющую пустоту, какой не чувствовала
с момента своего похищения на «Отчаяние». Но эта пустота была иной. Эта пустота
предшествовала смерти. Настоящей смерти, навеки. В следующем варианте Хамману
Таррике не возродиться. Кто-то вырвал самую его сущность, то, что делало его
одним из Странников.
— Август, — сказала она спокойно, — Сын Мрака. Будь они
прокляты.
Веки Таррики задрожали и приоткрылись.
— Майя… — Голос его прошелестел легчайшим ветерком. Она
только по губам поняла, что он произнес ее имя.
Майя удивилась, почему врачи не надели ему что-нибудь
облегчающее дыхание, какой-нибудь респиратор.
«Я им, не позволил», — на этот раз голос прозвучал в ее
голове. Ясно, что у него остались силы общаться только мысленно.
— Надо оказать тебе помощь. — Настаивала она, придвигаясь к
нему поближе. Глаза его расширились, когда он посмотрел ей через плечо; Майя
поняла, что он увидел Голландца.
«Не трать, на меня, время. Я все слабел, с тех пор, как они
ушли. Решили, что я мертв, или умираю. Твой отец постарался, чтоб от меня не
было толку Властелину. О, кровь Карима, Майя! Что за чудовище этот Сын Мрака,
но не намного хуже, чем твой родитель…»
— Мы должны тебе помочь, Хамман. — Она взглядом просила
Голландца о помощи, но его глаза сказали ей, что он здесь беспомощен. Его сил
не хватит, чтобы спасти жизнь Таррики.
Веки Таррики снова затрепетали, потом опустились так, что с
трудом можно было заметить, что он все еще на них смотрит. Голос в ее голове
стал слабее:
"Нет, я не могу, я хотел тебя найти, Майя, хотел
убедиться, что Ты знаешь все, что я мог тебе, сказать. Мне показалось, я
чувствовал тебя, потом почувствовал, вызов старика Мендессона. Я не знал, что
ты, возвращаешься.
Я знал, он попытается тебя, вернуть сюда".
Удивляло, что разум Таррики оставался все еще здравым, но
ведь физические раны не были слишком серьезными. Его убивало разрушение
внутренней сущности. Он был, как фонарь, работающий от севшей батарейки. Свет
еще был, но уже слабел и скоро, очень скоро погаснет совсем. Он держался так
долго лишь для нее, для нее одной.
Хамман протянул руку, пытаясь поймать ее ладонь. Майя взяла
ее и пожала.
«Интересно, не возвращаться. Майя, они схватили Гилбрина и,
попугая. Они особенно, заинтересованы в, попугае. Я…» Его рот искривился в
горькой улыбке. Но усилие не прошло даром и на секунду показалось, что Таррика
отошел. Но вдруг он заставил себя широко открыть глаза. Его мысленный голос
зазвучал сильнее:
«Две вещи, Майя. Сын Мрака остался открытым для… меня. Он
думал, что я уже ничто. Ничто. Я пытался заглянуть внутрь, но у него
невероятная защита. Я лишь, поймал мощные поверхностные мысли. Высокое здание,
одно из самых высоких в Чикаго. О Боги, я ухожу… Может, это Сирс Билдинг,
Хэнкок или Пруденциэл, но таких не много, в городе. У него, планы, по Гилбрину,
и…»
Снаружи донеслись голоса по крайней мере двух человек. Они
спорили. Майя и Голландец посмотрели туда. Врачи возвращались. Она быстро
повернулась к умирающему беглецу:
— Хамман, вы должны…
Но осталась лишь пустота. Глаза Таррики были широко открыты,
он тяжело дышал, но от разума, от самой сути не осталось ничего. Он был
практически мертв. Мертв навсегда.
«Может, тебе и повезло, Хамман».
Ей бы хотелось предаться горю, но времени не было. Гилбрин и
Фило подвергались страшной опасности. Их жизни можно спасти, даже если это
повлечет гибель еще одного варианта. Майя вовсе не хотела смерти всем этим
людям, не больше, чем людям ее собственной Земли, но если их гибель была
неизбежна, то с ее друзьями и даже аниматроном дело обстояло иначе. Перед ней
стоял страшный выбор и сделать его она должна сама. Майю обуревало чувство
вины, но она не знала, как спасти мир, что оставляло ей лишь спасение ее соратников.
— Надо уходить из машины, — напомнил Голландец, — больше
медлить нельзя.
Врачи стояли совсем рядом, но были так увлечены спором, что
даже не взглянули на пациента.
Голландец и Майя вылезли из машины. Медики не обратили на
них внимания, но когда они отошли от машины, кто-то еще — обратил.
— Эй вы, двое! Черт возьми, что вы там делали?
Все четверо посмотрели на смутную фигуру человека, которого
Майя приняла за детектива Эндрюса. Он бежал к ним с фонарем в руке. Луч
направлялся не на медиков, а на Голландца и Майю.
— Мы уже едем, уже едем, — выкрикнул тот, которого звали
Джой. — Просто у нас проблемы.
— Да не вы, те двое!
Оба врача посмотрели туда, куда указывал детектив, но никого
не увидели. Партнер Джоя уставился на полицейского, как будто тот рехнулся.
— Какие двое?
— Те двое, один одет, как Дракула, а второй… — Эндрюс
огляделся. — Они только что тут были. Вылезли из машины.
— Господи, — выпалил Джой, — у него крыша поехала.
Оба медика поспешили к машине. Детектив быстро окинул
взглядом окрестности и присоединился к ним.
Майя и Голландец стояли рядом и смотрели. У Эндрюса очень
сильный мозг, но она надеялась, что внушенное Голландцем продержится, пока они
сами не убегут подальше. К счастью, никто другой их не заметил. Очень редко
смертные были настолько чувствительны, чтобы с ними возникали проблемы.
Удивительно, что с детективом пришлось возиться дважды.
Наконец Голландец заговорил:
