– Это так важно?
– Очень важно, – сказал Ванзаров и вышел из шатра. Он захлопал в ладоши, привлекая внимание. Чего и добился немедленно.
– Господа! Не пройдет и часа, как вы все будете отпущены. Прошу еще немного терпения.
Раздались возмущенные возгласы. Ванзаров помахал Каренину, подзывая именно его. Серж подкатил велосипед, словно боялся оторваться от руля.
– Кто в этот раз? – обреченно спросил он.
– Отчего вы так уверены, что кого-то опять убили? – ответил вопросом Ванзаров.
– Нет, я полагаю, что все это было устроено потому, что украли чье-то брильянтовое колье.
– К сожалению, вы правы. Ваш дядя Стива убит.
Велосипед постоял, борясь за равновесие, и грохнулся на траву. Серж зажмурился, словно в лицо ему било нестерпимое солнце, и закрылся ладонями. Самообладание покинуло его. Ему было окончательно наплевать на приличия, на влиятельных друзей и даже на то, что члены клуба, и особенно их жены, смотрят на него с интересом, сразу же пустив меж собой змеиный шепоток. Надежда Васильевна бросилась было к нему, но ей строго указали оставаться на месте.
– Это конец, – пробормотал он. – Дядя Стива… Бедный дядя Стива… Что я скажу тете Долли… И что теперь будет с проектом… – он осекся. Совсем не вовремя Сержа посетила мысль, что с этого часа влияние его в Министерстве путей сообщения стремительно растает.
– Господин Каренин, слезами горю не поможешь, а вот правдивыми ответами – вполне, – сказал Ванзаров, наблюдая за ним.
– Какие ответы? Зачем? Разве вы не видите, что рушится моя жизнь…
– Еще есть шанс. Портсигар при вас?
Серж настолько не понял вопроса, что вынужден был переспросить. Ванзаров терпеливо повторил. Ему предъявили серебряный футляр.
– Это подарок отца, всегда ношу его с собой, – сказал Серж и тут же поправился: – Вчера забрал там… Ну, где забыл.
– Напомните, что вы теперь курите…
– Old Crown. Желаете…
– Решили всех угостить новой маркой сигар? – спросил Ванзаров.
– Какой маркой?
– Скажем, Partagas. Захватили на тренировку коробку. Не иначе для угощений.
– Господин Ванзаров, я не понимаю, о чем вы говорите. Если вы шутите, то сейчас не время, а если…
– Значит, коробку сигар из дома не захватывали.
– Нет, конечно! Мне портсигара хватает…
– А если бы вдруг на своем столике в раздевалке нашли коробку Partagas?
– Хорошая марка, часто ее курю.
– Значит, увидев такой подарок… – начал Ванзаров, как вдруг Аполлон Григорьевич выхватил склянку с лезвием.
– Это ваш ножичек! – заявил он крайне подозрительным тоном.
– Откуда вы его взяли? – спросил Серж, крайне озадаченный.
– Господин Лебедев! – сквозь зубы проговорил Ванзаров, опережая неизбежные подробности. Криминалист осекся и забурчал чайником. – Так вам известно это лезвие?
– Мой ножик, – ответил Серж. – Мой детский ножик, я им стол резал, никак не мог избавиться от этой привычки.
– Хранился у вас дома?
– Нет, здесь, на даче. Откуда вы его взяли?
Ответа Серж не получил. Ему предложили отправиться к Надежде Васильевне, которая от волнения буквально не находила себе места. Как только Каренин отошел, Ванзаров шепнул кое-что Аполлону Григорьевичу. Криминалист сделал ему страшные глаза и полез обратно в шатер.
– Господа! – крикнул Ванзаров на все общество. – Прошу подходить по одному. Дамы, разумеется, в первую очередь…
Ни одна из женщин не могла позволить себе оказаться второй. Все, как одна, не сговариваясь, бросились, словно за автографом оперной дивы. Только Надежда Васильевна осталась с мужем, утешая молчаливого Сержа. Велосипед его так и лежал позабытый. В спешке об него то и дело кто-то спотыкался и поминал недобрым словом.
45
Ярцев сидел за казенным столом и с трудом вникал в бумаги, какие ему приносили из канцелярии. Андрей Викторович пребывал в непривычном состоянии, не зная, что ему делать. Приняв предложение Каренина, он искренно полагал, что материальные выгоды, которые он получит сразу и которые непременно увеличатся в ближайшем будущем, заменят непонятное и пугающее его понятие «любовь». Он считал, что обязанность мужа в том, чтобы обеспечить жене и детям достойное существование. Обязанность жены – обеспечить продолжение его рода, а все прочее не столь существенно. Ярцев видел, как были счастливы другие чиновники, которые составили себе выгодные партии. Как хорошо устроены их дома и какие, в сущности, приятные отношения между ними и их женами. Во всяком случае, когда его друзья устраивали званые вчера или приемы. Именно такого ровного и правильного счастья желал Ярцев. Выгоды, обещанные Карениным, были столь заманчивы, что брак по расчету становился очень успешным предприятием.
Но со вчерашнего дня Андрей Викторович потерял покой. Все слова, брошенные ему в лицо Ани, поначалу слетели с него, как мелкий дождик. Но, ложась спать, он вдруг вернулся мыслями к их разговору, и он обнаружил себя в чрезвычайной опасности. Если не сказать беде. По его мнению, муж имел право заводить маленькие интрижки или посещать «веселые» дома. Ярцев полагал, что с появлением семьи в его порядках ничего не должно поменяться. Но, когда Ани заявила ему со всей прямотой, что тоже хочет и будет вести свободную жизнь, это стало для него неприятным сюрпризом. Особенно теперь. Ярцев ясно видел, что она повторила его же мысли, но произнесла их вслух, чем сделала не просто оскорбительными, но вызывающими. Он не мог допустить, что жена его будет так же свободна, как и он, – что же это за семья будет? Больше всего его возмущало, что Ани позволила взять себе его священное право на измену.
Чем дольше он мучился от размышлений, тем больше открывалась ему чудовищность ситуации, в которую он попал. Жить с нелюбимой, но покорной женой совершенно нормально. Но жить с женой, которая будет гулять, как ей вздумается, а в этом Ярцев почему-то ни секунды не сомневался – было немыслимо. Как можно в его положении, когда впереди открывались такие карьерные перспективы, оказаться заложником женских страстей? А если о романах его жены узнает начальство? А если друзья-чиновники или подчиненные? Что ему тогда делать?
Андрей Викторович был отчего-то уверен, что Ани непременно выполнит свою угрозу. Даже не угрозу, а обещание. Она будет его женой, но на следующий день после свадьбы, – Ярцев даже представил, как именно это произойдет, – побежит к другому. А может, у нее уже роман?
Это было столь просто, что выглядело правдоподобно. Он понял, что в хлопотах по устройству свадьбы и приема упустил главное: его обманывают открыто и нагло, причем не желают даже скрывать этого. Никаких приличий! Но ведь завтра прием! На него приглашены столь важные для карьеры Ярцева лица, что отменить прием – это все равно что объявить себя законченным неудачником.
