Барышни и дамы, что заглядывали сюда, не имели безграничных возможностей для удовлетворения своих прихотей. Но и шить модные платья где попало уже не желали. Они хотели получить самое лучшее и модное, но за разумные деньги, и считали не зазорным поторговаться, радовались, если им уступали рублей шесть-семь, и могли заплатить не только помятыми банкнотами, но и мелочью. Чеков они не выписывали. Зато каждая клиентка, довольная ценой и обслуживанием, не только приходила еще, но и нередко рекомендовала салон подруге. Клиентки покидали Красовскую, только если мужья их неприлично быстро богатели на биржевых спекуляциях или получали место на государственной службе.
Но сегодня утром госпожа Красовская столкнулась с неожиданной загадкой. Такой клиентки у нее еще никогда не было. Барышне было никак не больше двадцати двух, лицо ухоженное и чистое, говорила с легким акцентом, даже немного равнодушно, как будто взрослая, опытная дама. Одета в строгое серое платье с воротничком под горло, какое среди барышень ее возраста считалось приличным для несчастных горничных. Особо занимал Красовскую резкий контраст между холодной бледностью лица и блестящими черными глазами, выдававшими, по ее мнению, страстную натуру. Вдобавок к таким страстным глазам барышня была черноброва и черноволоса и в целом удивительно хороша. И все же на красоту ее будто была наброшена вуаль, приглушавшая яркие черты. Кажется, сама она, представившаяся как Ани, не вполне осознавала, каким богатством владеет.
Красовская не могла взять в толк, откуда в Cеверной столице появился такой необычный цветок. Больше всего модистку смущало то, что Ани, не капризничая, сразу соглашалась на то, что ей предлагали. Впервые она видела невесту, которой было совершенно все равно, как выглядит ее подвенечное платье. Не какой-нибудь вечерний наряд, который и перешить можно, а платье, что одевается только раз и бережно хранится до старости, и, чего доброго, передается дочке или внучке. Разве можно быть равнодушной к свадебному платью?
Однако Ани не только не сообщила, о каком платье мечтает, не взглянула в модный журнал, но сразу же согласилась с первым нарядом, что вынесла Красовская. Модистка была так сражена поведением барышни, что посоветовала ей попробовать еще варианты. Ани согласилась. На второе и третье платье она была готова с такой же легкостью. Красовская не знала, что ей делать. С клиенткой не было ни матери, ни тетки, ни хоть какой-нибудь родственницы, с которой можно было посоветоваться, ни даже подружки. В угловом кресле сидел молодой человек, не иначе жених, который наблюдал за выбором платья с мрачным спокойствием. Он прекрасно владел лицом, но Красовская поняла, как нелегко это ему дается.
Чтобы выйти из затруднительного положения, Красовская решилась на чрезвычайный поступок: выбрать свадебное платье по своему усмотрению. Что и предложила в крайне деликатной форме. Ани и с этим была целиком согласна. Модистка разложила журналы парижских свадебных мод, но тут спутник Ани попросил оставить их на несколько минут. Что было очень кстати. Красовской требовалась передышка после стольких волнений.
Стоило модистке удалиться, плотно затворив дверь, Ани забыла про журналы и принялась смотреть в окно. Жених хотел было подойти и взять ее за руку, но руки ее лежали так спокойно, что трогать их он не решился. И только пересел на место, оставленное Красовской.
– Анна Алексеевна, быть может, вам здесь не нравится? – спросил он, стараясь заглянуть ей в глаза.
– Я просила не называть меня так, если вас это не очень обяжет, Андрей Викторович, – ответила она, не отрываясь от окна.
– Как вам угодно… Ани. Позвольте мне кое о чем переговорить с вами.
Ани была готова как слушать, так и молчать.
– Я допускаю, что у вас не было возможности ознакомиться с нашими обычаями. Вы привыкли к другим порядкам. Вы слишком долго были оторваны от родины. Жизнь в столице требует определенных условностей. Мы живем в обществе и не можем игнорировать мнения общества. С другой стороны, ваше поведение, разумеется, выше всяких похвал, я не могу не оценить этого, – Андрей Викторович никак не мог поймать нужную мысль, и это приводило его в раздражение так, что он отбросил журнал.
Ани перевела на него глаза, блестящие чернотой.
– Вы можете сказать совершенно прямо, что хотите от меня, – сказала она.
– Не хочу, обстоятельства вынуждают, – ответил он, тщательно подбирая слова. – Поймите… Анна… Ани, мое положение таково, что требуется определенная значимость. Свадьба – это не только соединение двух сердец, это еще и важная часть моего служебного положения. Приглашены влиятельные лица, от которых зависит моя будущность, и нельзя не замечать этого обстоятельства. По жене судят о муже. Как у нас говорят. Вы меня понимаете?
– Что я должна сделать? – спросила Ани так, как не всякий послушный ребенок способен.
– Как это трудно, однако… Не думал, что вот так придется. Ну, что ж, скажу вам напрямик. Я стерпел, что вы указали на первый салон, мимо которого мы проезжали, даже не пожелав заглянуть в достойное заведение. Я стерпел, что вы выбрали самые простые кольца и отказались от всех украшений. Но немыслимо, чтобы вы были совершенно равнодушны к платью невесты. Что обо мне подумают! Ани, прошу вас одуматься. У нас принято потакать любым капризам невесты. Это самое счастливое и радостное время в жизни девушки. Любые желания ее немедленно удовлетворяются. И я готов…
– Я совершенно счастлива, – сказала Ани и отвернулась.
– Вы ведете себя немыслимо, – продолжил Андрей Викторович, не в силах остановиться. – Мало того, что ничего не просите, ни подарков, ни украшений, ни конфет, ни развлечений, так еще это! Если сами не можете решиться, у вас есть свояченица. В конце концов, обратитесь за советом к моей сестре или матушке. Только не экономьте! Всему же есть свой резон. Издержите столько, чтобы всем были видны мои… наши возможности.
Ани взяла верхний журнал, развернула его на середине и указала на модель со шлейфом. Голову модели украшала лучистая коронка с крупными камнями.
– Будет достаточно дорого для вашей невесты?
Андрей Викторович скрипнул зубами, но улыбнулся. Ему пригодился долгий опыт чиновничьего восхождения, когда надо уметь подстроиться к любой человеческой слабости высшего начальника.
– Дорогая, если вам оно нравится, я буду счастлив…
– Вот и чудесно, – сказала Ани, бросив журнал. – Только прежде позвольте один вопрос. Или у вас не принято, чтоб невесты задавали вопросы?
Жених выразил покорность.
– Вот вы, господин Ярцев, упрекаете меня, что я равнодушна к украшениям и прочим радостям… Простите, но я не закончила… Благодарю вас. Вы упрекнули, что у меня нет желаний, приличных для невесты чиновника с такими перспективами, как у вас. Так вот, я желаю знать: вы меня любите, Андрей Викторович?
Ярцев оказался в положении человека, который ждал, что ему кинут мяч, а прилетел пудовый камень. Долгое молчание и поиск, что бы сказать, были самым худшим из ответов. Ярцев отчетливо понимал это, но на язык не шло ничего полагаемого в таком случае романтического или приятного для дамы.
