12
Вячеслав Иванович послужил в армейской пехоте и много чего повидал в жизни. Кругозор его несравненно расширился на службе в полиции. Для охраны порядка ему был вверен спокойный и аристократический 1-й Адмиралтейский участок, занимавший значительную территорию в самом центре столицы. Кажется, служба должна идти неспешно, происшествий мало, – разве что заезжий извозчик задавит торопливую кухарку. Однако в полицейские отчеты пристав Цихоцкий то и дело вписывал такие происшествия, от которых у его начальства приятно стыла кровь в жилах. Убийства, грабежи и прочие посягательства на жизнь и достаток честных граждан случались с печальной регулярностью. Грабили на улицах, убивали из ревности, или бурления страстей, или по причине пьянства ничуть не реже, чем на какой-нибудь рабочей окраине, хоть на Выборгской стороне. Особенно донимали пристава квартирные кражи. Участок как магнитом притягивал охотников за столовым серебром и дорогими украшениями. Дома были как на подбор, стоило постараться, чтобы набить карманы жемчугом и золотыми колечками. Сезон краж начинался вместе с дачным сезоном, когда господа разъезжались на природу, оставляя квартиры и особняки под присмотром скучающей прислуги, что открывало перед жуликами неограниченные возможности к обогащению. Справиться с этой напастью было невозможно. Не помогали ни городовые, которые гоняли подозрительных личностей, ни личные проверки пристава.
Получив вызов из известного ему дома по Большой Морской улице, Цихоцкий подумал, что стряслась обычная неприятность. Швейцар спал и не слышал, как забрались в форточку. Хозяева вернулись с дачи и обнаружили, что в вещах изрядно покопались. Тем более что хозяина пристав знал отлично и даже старался поддерживать с ним дружеские отношения, лично поздравляя с престольными праздниками. Понимая, что найти украденное будет непросто, Цихоцкий готовил оправдательную речь, но для солидности и успокоения господина Каренина поднял в ружье весь участок, то есть всех трех чиновников. Пристава немного смущало, что вызов пришел от сыскной полиции, которая каким-то образом оказалась на месте раньше него. Прикинув возможности господина Каренина, Цихоцкий счел, что на такое нарушение правил можно закрыть глаза.
Войдя в дом, он степенно поздоровался с хозяином, выразив ему сочувствие тяжкими вздохами и сопением. Видя бледность и несколько отсутствующий взгляд господина Каренина, пристав догадался, что украли нечто ценное. И заботливо спросил, что случилось. Ему указали – пройдите наверх. Поднимаясь по знакомой лестнице, Цихоцкий прикидывал варианты: украшения жены, ценные бумаги или что-то из фамильных драгоценностей. Войдя в кабинет, пристав встревожился. Нехорошее предчувствие возникло не от встречи с сыскной полицией. Этих господ Цихоцкий знал отлично. Он никак не ожидал столкнуться лицом к лицу с самим Ванзаровым.
Слава об этом господине разошлась по участкам. Одни его бранили, другие называли выскочкой, третьи – наглым и вздорным господином. Но никто не мог отрицать, что лучшего сыщика нынче в столице нет. К тому же особое его положение и близость к высшим сферам, о которой болтали всякую глупость, приподнимали господина Ванзарова над грешной землей, ставя на высоту, не достижимую для пристава. На всякий случай полковник отдал честь господину на два чина младше него. В ответ получил дружескую улыбку, неожиданно крепкое рукопожатие и предложение заняться осмотром места преступления, только не очень усердствовать, иначе господин Лебедев голову оторвет.
Пристав прекрасно знал: если ожидался приезд самого Лебедева, значит, все чрезвычайно серьезно. Дело принимало нехороший оборот. Чиновники, толпившиеся позади, пришли к такому же выводу, вели себя тихо и несколько скованно. Цихоцкий спросил, куда пройти. Ему указали на спальню.
Цихоцкий вошел и пожалел, что не подготовил нервы к такому сюрпризу. Зрелище, представшее ему и чиновникам, потерявшим способность дышать, было немыслимо и невообразимо. Не столько само по себе, сколько невозможное в этом доме и с его владельцем. Пристав готов был год искать все украденное имущество господина Каренина, лишь бы не смотреть на такое.
Середину спальни занимало широкое супружеское ложе, застеленное и не тронутое. Между ним и стеной оставалось достаточно места, чтобы поместиться креслу с туалетным столиком. Пол застелен толстым персидским ковром. На ковер этот и смотрел весь личный состав участка. Там лежала молоденькая барышня, выставив подошвы ботинок к приставу и слегка подвернув шею. Одета в легкое платье светлой материи, на которой коряво расползлось бурое пятно. Рядом с ней, будто прижавшись в поисках тепла, запрокинув подбородок и уставив в потолок остекленевшие глаза, лежал пожилой мужчина, которого пристав знал лично. На белой сорочке старшего Каренина виднелось такое же бурое «украшение».
Самое простое объяснение происшедшего Цихорский принять никак не мог: слишком он уважал эту семью. Толкнув чиновников, Цихоцкий вышел в кабинет, где Ванзаров занимался глупейшим делом: тщательно осматривал письменный стол и ящик.
– Что прикажете нам делать?
Ванзаров не счел нужным отвлечься от разглядывания ножа для резки бумаги.
– Все, что обычно, – ответил он. – Составляйте протокол осмотра места, снимайте показания со свидетелей. И так далее.
– Каких свидетелей? – усомнился пристав.
– Господин Каренин. Пока он свидетель. Его супругу не мешает опросить. Не стесняйтесь выяснять любые подробности. В наличии имеется также швейцар преклонного возраста. И вообще, пристав, следствие ведете вы.
– Благодарю вас, – сказал Цихоцкий, желавший оставить эту честь за сыскной знаменитостью. – А как же вы?
– Я здесь дожидаюсь господина Лебедева, – ответил Ванзаров. – Ну и так, наблюдаю.
Приставу показалось, что ему еле заметно подмигнули. Он не был уверен: случилось это на самом деле или нервы разыгрались. В любом случае Цихоцкий не понял: или его приглашали в соучастники, или просто издевались.
– А вот и наш долгожданный, – сказал Ванзаров, услышав шум, доносившийся снизу. – Пойду встречу, а вы пока начните потихоньку, только тела не трогайте и лучше в спальню не заходите.
Как это исполнить, пристав решительно не понял.
Ванзаров спустился как раз, когда господин Лебедев уже вынул из портсигара короткие, грязно-черные сигарильи, предлагая угоститься ими Каренину.
– Аполлон Григорьевич, в доме и так несчастье, – сказал он. – Пожалейте живых, здесь еще дама имеется.
– А что такое? – громогласно заявил Лебедев. – Вот этот милый господин мне разрешил. Вы же хозяин дома? Вот, отлично. Вижу, сами сигарки любите, а у меня отличные. Редкие. Никарагуанские. Угощайтесь!
Серж потянулся было за черной шапочкой, торчащей из серебряного футляра, но Ванзаров предупредил, что за последствия он не ручается. Особенно за запах, который может произвести на Надежду Васильевну неизгладимое впечатление.
