Бык стоял, расставив ноги, подготовленный к последнему
удару, и Ромеро убил его у самого барьера, под нами. Он убил не так, как убил
предыдущего быка, когда у него не было выбора, а так, как ему хотелось. Он
встал прямо против быка, вытащил шпагу из складок мулеты и нацелился. Бык
смотрел на него. Ромеро заговорил с быком и слегка хлопнул его по ноге. Бык
нагнул голову, а Ромеро ждал его, сдвинув ноги, опустив мулету, нацеливаясь
шпагой. Когда Ромеро взмахнул низко опущенной мулетой, бык кинулся на нее, и
Ромеро, плотно сдвинув ноги, не трогаясь с места, вонзил шпагу между лопаток
быка, потом отклонился влево, закрыв собой мулету, — и все было кончено. Бык
попытался шагнуть вперед, ноги его стали подгибаться, он зашатался, помедлил,
потом упал на колени, и старший брат Ромеро, зайдя сзади, нагнулся над быком и
всадил короткий нож в загривок быка у основания рогов. Первый раз он
промахнулся. Он снова всадил нож, и бык рухнул, дернулся и застыл. Брат Ромеро,
ухватившись одной рукой за рог, в другой держа нож, посмотрел вверх, на ложу
президента. По всему амфитеатру махали платками. Президент посмотрел вниз из
своей ложи и махнул носовым платком. Брат Ромеро отрезал черное корявое ухо
мертвого быка и побежал с ним к Ромеро. Бык, черный и грузный, с вывалившимся
языком, лежал на песке. Мальчишки сбегались к нему со всех концов арены. Они
окружили его кольцом и начали плясать вокруг мертвого быка.
Ромеро взял ухо из рук своего брата и поднял его к ложе
президента. Президент наклонил голову, и Ромеро, стараясь опередить бросившуюся
за ним толпу, побежал к нам. Он перегнулся через барьер и протянул ухо Брет.
Потом кивнул головой и улыбнулся. Толпа уже окружала его. Брет протянула ему
плащ.
— Понравилось? — крикнул Ромеро.
Брет ничего не ответила. Они, улыбаясь, смотрели друг на
друга. Брет держала ухо в руке.
— Не запачкайтесь кровью, — сказал Ромеро и засмеялся.
Толпа требовала его. Несколько подростков криками
приветствовали Брет. В толпе, кроме мальчишек, были танцоры и пьяные. Ромеро,
повернувшись, попытался пробиться сквозь толпу. Но толпа окружила его, она
хотела вынести его на руках. Он отбивался, выскользнул было и, окруженный
толпой, бросился бежать к выходу. Он не хотел, чтобы его вынесли на руках. Но
его не отпустили и подняли. Ему было неудобно, ноги болтались, а все тело было
избито. Несколько человек подняли его и побежали с ним к выходу. Рука его
лежала на чьем-то плече. Он обернулся и виновато взглянул на нас. Толпа
выбежала вслед за ним в ворота цирка.
Мы втроем вернулись в отель. Брет поднялась наверх. Мы с
Биллом пошли в столовую первого этажа, поели крутых яиц и выпили несколько
бутылок пива. Пришел Бельмонте, уже в обычном платье, с ним был его импресарио
и еще двое. Они сели за соседний столик и заказали еду. Бельмонте ел очень
мало. Они должны были ехать семичасовым поездом в Барселону. На Бельмонте была
рубашка в голубую полоску и темный пиджак, он ел яйца всмятку. Остальные ели
полный обед. Бельмонте ничего не говорил. Он только отвечал на вопросы.
Билла утомил бой быков. И меня утомил. Зрелище боя всегда
очень волновало нас обоих. Мы молча ели крутые яйца, и я смотрел на Бельмонте и
на людей за его столиком. Видимо, это были люди серьезные и деловитые.
— Пойдем в кафе, — сказал Билл. — Мне хочется абсенту.
Шел последний день фиесты. Небо заволакивало тучами. Площадь
была полна народу, пиротехники готовили фейерверк к вечеру и накрывали его
буковыми ветками. Кругом стояли мальчишки. Мы прошли мимо стоек с ракетами на
длинных бамбуковых палках. Перед кафе собралась большая толпа. Играла музыка,
плясали танцоры. Проносили великанов и карликов.
— Где Эдна? — спросил я Билла.
— Не знаю.
Мы смотрели, как наступает вечер последнего дня фиесты. От
абсента все казалось лучше. Я пил его без сахара, и он приятно горчил.
— Мне жаль Кона, — сказал Билл. — Ему было очень тяжело.
— А ну его к черту, — сказал я.
— Куда, по-твоему, он поехал?
— В Париж.
— А что, по-твоему, он там будет делать?
— А ну его к черту.
— Что, по-твоему, он будет делать?
— Сойдется опять со своей старой любовью.
— А кто его старая любовь?
— Некая Фрэнсис.
Мы выпили еще абсенту.
— Когда ты уезжаешь? — спросил я.
— Завтра.
Немного погодя Билл сказал:
— Ну что же, фиеста прошла чудесно.
— Да, — сказал я, — все время чем-то были заняты.
— Даже не верится. Похоже на изумительный кошмар.
— Почему не верится? — сказал я. — Я всему поверю. Включая
кошмары.
— Что с тобой? Скверно?
— До черта скверно.
— Выпей еще абсенту. Эй, подойдите сюда. Еще абсенту этому
сеньору.
— Мне очень скверно, — сказал я.
— Выпей, — сказал Билл. — Пей медленно.
Становилось темно. Фиеста продолжалась. Я начал пьянеть, но
от этого не чувствовал себя лучше.
— Ну как?
— Скверно.
— Хочешь еще?
— Не поможет.
— Попробуй. Никогда нельзя знать, может быть, именно эта
рюмка поможет. Эй, вы! Еще абсенту этому сеньору.
Я сразу налил воды в абсент и размешал, вместо того чтобы
дать ей стечь каплями. Билл бросил в стакан кусочек льда. Я ложкой помешал лед
в темной, мутной смеси.
— Вкусно?
— Очень.
— Не пей так быстро. Тебя стошнит.
Я поставил стакан. Я вовсе не собирался пить быстро.
— Я пьян.
— Еще бы!
— Этого ты хотел, да?
— Именно. Напейся. Разгони тоску.
— Ну хорошо, я пьян. Этого ты хотел?
— Сядь.
— Не хочу, — сказал я. — Я пойду в отель.
Я был очень пьян. Я не помню, чтобы я когда-нибудь был так
пьян. Вернувшись в отель, я поднялся наверх. Дверь в комнату Брет была приоткрыта.
Я сунул голову в комнату. Майкл сидел на кровати. Он помахал мне бутылкой.
— Джейк, — сказал он. — Идите сюда, Джейк.
Я вошел в комнату и сел. Комната ходила ходуном, если я не
смотрел в одну точку.
— Знаете, ведь Брет уехала с этим матадором.
— Неправда.
