В этой строгой комнате с чистыми линиями внезапно раздался голос:
– Если вам есть что сказать об этом эксперименте, сделайте это обычным способом. Если сказать нечего, сосредоточьтесь на деле!
Донесшийся непонятно откуда голос принадлежал доктору Дженсону, и в нем не осталось и следа былой мягкости. Тон его не допускал возражений. Женщина опустила взгляд.
В нескольких метрах от алтаря в полу открылся люк и появилась лестница. В отверстии показался Дженсон. Он поднимался, перепрыгивая через четыре ступеньки. За ним следовала светлоглазая Дебби. Нервозность движений профессора контрастировала с размеренными и гармоничными жестами четырех служителей культа. Он направился к каменному алтарю, но внезапно остановился на расстоянии нескольких шагов.
– Мне можно войти в круг? – с ноткой раздражения спросил он.
Не говоря друг другу ни слова, члены «квартета» стали синхронными, равномерными движениями медленно опускать руки до тех пор, пока их пальцы не коснулись солнечного сплетения молодой женщины, которая тотчас же открыла глаза и глубоко вдохнула.
– Вы можете войти в круг, – сказала одна из женщин. На ее лбу блестели капельки пота.
Придя в сознание, Валерия увидела склонившиеся над ней лица. Рефлекторным движением она перевернулась на бок. Пальцы одной руки пробежали по платью и волосам. Словно загнанное животное, девушка окинула взглядом окружавших ее людей. Ища возможность бегства, она резко села. Ассистентка Дженсона положила руку ей на плечо. Валерия сухо оттолкнула ее. Четверо в белых одеждах отошли в сторону.
– Что вы со мной сделали? – спросила Валерия, едва не переходя на крик.
Ее истеричный голос прокатился по неспособному воспроизводить эхо помещению как раскат грома.
– Не надо волноваться, – тихо сказал Валерии подошедший Дженсон. – Все хорошо.
– Как у вас хватает совести говорить такое?
Валерия стала ощупывать свое тело, уверенная, что найдет на нем рану или один из этих проклятых шприцов. Чувствительность ее обострилась настолько, что казалось, будто кожа превратилась в один сплошной рецептор.
– Возьмите себя в руки, – попросил Дженсон.
Сосредоточившись на дыхании, Валерии удалось его восстановить, равно как и обуздать свои порывы. «Не думать, не думать ни о чем», – повторяла она себе снова и снова. В противном случае паника грозила вернуться. Все, что девушка видела, внушало ей ужас: и эти люди в нелепых нарядах, и это место, и Дженсон со своими вероломными замыслами, не говоря уже о его ассистентке Дебби, под бесцветным взглядом которой стыла кровь в жилах. Валерия по очереди оглядела четверых незнакомых ей людей.
– Кто вы? – обратилась она к ним.
Одна из женщин не смогла выдержать ее взгляд и опустила глаза.
– Они такие же, как вы, – заявил Дженсон. – Они – медиумы.
– Но я не…
– Каждый из них обладает даром, – отрезал профессор, который не был настроен слушать. – Они здесь, чтобы помочь нам понять природу вашего дара.
– О чем вы говорите? Вы прекрасно знаете, что у меня нет никакого дара. Откуда эти люди? Зачем они стояли вокруг меня?
– Они вас прослушивали, но не так, как они это делают обычно…
Профессор Дженсон жестом попросил медиумов выйти. Они беспрекословно повиновались, но было что-то в их поведении, свидетельствовавшее о неодобрении. Даже Валерия, несмотря на свою слабость, это почувствовала. По очереди медиумы исчезли на лестнице, уходящей под пол.
– Где мы? – спросила Валерия, садясь. – Похоже на храм…
– Если вы называете храмом место, где люди общаются с высшими силами, управляющими этим миром, тогда вы правы – это действительно храм. Мы же привыкли называть это помещение залом гипервосприятия. Благодаря форме этого зала все излучаемые внутри него волны концентрируются. Здесь нет никаких помех, нет металла, электронных потоков. Это помещение находится вне зоны воздействия каких бы то ни было электромагнитных полей. Здесь мы можем сконцентрироваться на излучениях тела в целом и мозга в частности.
– А что это за черный конус там, на потолке? – спросила Валерия, указывая на направленное на нее острие.
Дженсон улыбнулся:
– Это единственная деталь, рожденная современными технологиями, которую мы смогли добавить к силе, древней, как сама жизнь…
– Вы могли бы выражаться точнее?
– Позже я покажу вам, если захотите. Нам многое предстоит сделать, Валерия. Сегодня великий день.
– Вы меня отпустите?
Девушка, как и раньше, была настроена решительно. Дженсон подавил улыбку. Сунув руки в карманы халата, он прошелся перед алтарем.
– Нет, к сожалению, – сказал он чуточку насмешливо. – Пока это не предусмотрено нашим планом работ. И только вы можете приблизить этот день. Расскажите нам, что вы знаете.
– Я вам в сотый раз повторяю: я не знаю ничего, что могло бы быть вам интересно. Я ничего в этом не смыслю. Я студентка. Я не медиум и не обладаю особыми знаниями.
– Факты говорят обратное, дорогая. Но я вам верю. Поэтому мы решили, что будем работать с вами не как с упрямицей, от которой нужно добиться признания, а как с сокровищем, которое не осознает собственной ценности…
Изысканность сравнения не произвела на Валерию впечатление. Она с подозрением смотрела на доктора, потирая локоть.
– Вы могли бы и раньше понять, что я не вру. Неужели вам ничего не удалось узнать с помощью отравы, которой вы меня обкалывали?
– Почему же, мы узнали, что вы говорите правду. На основании этого важного факта мы решили, что отныне в исследовании вашего феномена будут участвовать медиумы. Не сомневаюсь, их методы понравятся вам больше. Успокойтесь, мы следим за каждым вашим движением. И не буду от вас скрывать – мы ждем результатов.
– А если их не будет?
– Они будут, я вам обещаю.
Валерия сидела на кровати в крошечной комнате, в которой ее поселили, и плакала. Она закрыла лицо ладонями, потому что не хотела больше видеть эти тусклые гладкие стены, это наполовину больничное, наполовину тюремное пространство. Сколько времени они держат ее тут? Она не знала: наркотики и нерегулярный сон сделали свое дело. Подумав, Валерия пришла к выводу, что они экспериментируют над ней уже не меньше недели. Временами эти эксперименты казались ей пытками, иногда – унижением. Сил терпеть больше не было…
Свет в помещении был искусственным, поэтому невозможно было определить, день на улице или ночь, утро или вечер. Ей очень хотелось увидеть небо, ощутить дуновение ветра. Свет включался и гас вне какого-либо графика. Валерия объяснила это для себя тем, что они пытаются нарушить ее биологические ритмы, чтобы тем самым лишить последних сил. Иногда эти произвольные «ночи» казались девушке слишком короткими, но чаще они были бесконечными. Находясь в таком темном туннеле, Валерия, широко раскрыв глаза, ждала, надеясь увидеть свет, услышать произведенный живым существом шум, хоть что-нибудь, что хотя бы на мгновение вырвало ее из объятия этого стерильного кошмара.
