Но и здесь тоже не было птиц. Дюпре все больше и больше пугала тишина, вызванная их отсутствием. Было так тихо, что хруст веток под его ногами, казалось, разносится по всему заливу. Он продолжал идти, оставляя болото позади и приближаясь к самой чаще леса. Наконец, он уже мог увидеть сквозь деревья впереди себя очертания камней. И снова ему показалось, что на тропе выросли какие-то новые кусты и колючки, но здесь не было хвойной зелени. Ветви кустов с тихим треском ломались у него под руками, когда он случайно задевал их. Они казались мертвыми, давно мертвыми, хотя каким-то образом все еще продолжали расти.
Он был уже у самого входа в Место, когда заметил какое-то движение. Серое пятно двигалось среди деревьев примерно в пятнадцати метрах впереди него на самом дальнем конце Места. Казалось, оно на мгновение задержалось в воздухе, его серые контуры теперь напоминали фигуру человека. Это была иллюзия и только. И все же Джо вытащил пистолет из кобуры, но держал его дулом вниз, пробираясь дальше сквозь последние заросли шиповника и веток, пока не добрался до руин былого поселения.
Со своего места он видел то, что когда-то было стенами домов, остатки труб, рамы дверей. Зимой все очертания были более заметны, чем летом, когда покрывавшая их буйная зелень не позволяла рассмотреть все в деталях. Здесь тоже происходил какой-то необъяснимый рост, хотя и не в такой мере, как на тропе. В самом центре Места стоял каменный крест, который поставил его предок, такой же великан, как и сам Дюпре. Имена тех, кто погиб здесь, были вырезаны на нем, так как большинство могил были не отмечены. Кроме того, здесь были и те, чьих останков так и не нашли, в том числе поселенцы, тела которых были брошены в болото. Дюпре подумал, что он никогда не видел это место таким застывшим, таким тихим.
Он двинулся вперед, осторожно шагая по неровным камням, пока не дошел до креста. Он оперся на него рукой, чтобы перевести дух, но тут же отдернул ее, словно это был столб из раскаленного металла. Он отступил на три шага назад и взглянул вверх на крест, потом медленно вытянул руку вперед и дотронулся ею до камня.
Он не ошибся. Крест содрогался. Он почти слышал этот глухой шум.
Дюпре опустился на колени, продолжая держать руку на кресте все то время, пока опускался все ниже к земле. Интенсивность вибрации ближе к земле возрастала. Наконец он приложил ладонь прямо к земле и почувствовал, как пульс ее отозвался в его пальцах, прошел по руке и телу, и сердце стало стучать в том же ритме. Это было все равно, что стоять над шахтой и всем телом чувствовать работу машин глубоко под землей.
За деревьями на краю Места снова появился серый проблеск. Дюпре поднялся и двинулся к нему, на сей раз направив пистолет прямо перед собой.
Шестьдесят метров.
Тридцать метров.
Три метра.
Что-то коснулось его лица. Дюпре отступил на шаг назад и закричал, чуть не выстрелив в панике; его левая рука задрожала и попыталась нанести удар по тому, что висело в воздухе. Он посмотрел вниз и увидел мотылька, лежащего, замерев, на земле; его узкие заостренные крылышки тихо двигались. Этот был такой же томатный мотылек. Их было много на стволе деревьев впереди него, желтые пятнышки на их брюшках напоминали плесень на коре. Вдруг они поднялись, полетели единым роем, потом опять опустились вниз. Подойдя ближе, Джо смог различить мотыльков на ветках вокруг себя, мотыльки усеивали камни, мотыльки прятались в спутанных мертвых ветках шиповника. Дюпре никогда прежде не доводилось видеть ничего подобного. Они никогда не водились на этом острове, потому что даже летом здесь никто не выращивал табак, картошку или помидоры, листвой которых могли бы питаться их личинки-гусеницы. И, в любом случае, зимой они должны были умереть.
Они должны были умереть!
Обернувшись, Дюпре увидел, что остовы домов, могильные камни, даже сам каменный крест теперь были покрыты тысячами насекомых. И, пока он бежал прочь от этого места, они поднимались и собирались в большие рои, ударяя его по лицу и рукам, запутывались в его волосах и одежде, перепархивали с его век на губы.
И у них был вкус смерти.
Глава 9
У Бэррона выдался очень плохой день.
Вообще-то это был уже второй плохой день подряд. Первый начался с телефонного звонка из Бостона, когда ему сообщили, что в самом ближайшем будущем потребуются его услуги. Бэррон попытался объяснить человеку на другом конце провода, что тот выбрал не самое подходящее время, потому что за ним следят. Появление Паркера в баре привело его в сильное замешательство. У Бэррона не было ни малейшего представления о том, как много известно частному детективу, и что конкретно он подозревает, но полицейский опасался его упорства. Он хотел затаиться и вести себя некоторое время как образцовый блюститель порядка. И все же он ничего не сказал звонившему о Паркере: боялся, что эти люди почувствуют опасность и скормят Эрика его же сослуживцам. У них фотографии. Боже, у них даже видеозапись! Бэррон готов был проглотить свой пистолет, только бы не угодить в тюрьму.
Ни в коем случае.
А теперь еще Терри Скарф. Дела с русскими предполагали, что Бэррон будет связан со Скарфом. У Скарфа были контакты. Он был посредником. Скарф тоже был им должен, а он не сможет заплатить, если застрянет в тюрьме. Бэррон знал, что Скарф у них на крючке до самой смерти, и ему никогда не дадут рассчитаться сполна за свой долг. Бэррон понимал это и подозревал, что и сам находится не в лучшем положении. Бэррона беспокоило, что Скарф знал о нем и был при этом неудачником. Этот дурак убежал от него той ночью, когда он патрулировал улицы вместе с Мейси. Если бы парень шел опустив голову, они бы, скорее всего, проехали мимо. Но Бэррону пришлось преследовать его, следить за ним, а потом вытряхивать все, что было с собой у этого кретина. Если бы другой патруль забрал его через десять минут после этого и нашел бы запасы наркотиков, Бэррону пришлось бы объяснять, как он мог не заметить их во время личного досмотра. Он справедливо полагал, что Скарф вряд ли преподнесет ему свой товар на блюдечке с голубой каемочкой, чтобы спасти свою шкуру. Правда, он мог бы возразить, что Скарф был совершенно пуст и чист во время первого обыска, и никто бы не стал с ним спорить, но существовала опасность, что у сослуживцев появятся некоторые подозрения.
И потом при этом была Мейси, которая тоже могла бы возразить. Бэррон не знал, что она видела наблюдая, как он обыскивал Скарфа, но стажеры всегда находились в некотором напряжении, их могли уволить, и он не был уверен, станет ли Мейси отстаивать его позицию, если откроется, что была совершена продажа наркотиков. Даже если девчонка будет держать рот на замке, Бэррону совсем не улыбалась мысль, что у Мейси есть на него компромат.
Русский не слушал возражений Бэррона: полицейский был куплен и оплачен. Ему лишь следовало ждать звонка. Когда на следующее утро этот звонок прозвучал, он лишь оповестил Бэррона, что для него начался второй плохой день.
Звонил Скарф.
* * *
Дюпре направился назад, в город, чтобы успеть к прибытию парома в 12:30. Его все еще трясло от того, что он пережил на Месте. Эмерлинг был прав. Что-то происходит, и они ничего не могут с этим сделать — только держаться вместе, когда направляются куда-то, и молиться, чтобы все это быстро закончилось.
