Обиды у меня не было.
Прежде чем спуститься в вестибюль, в «Желтых страницах» я нашел некую фирму «Лумис кар» и договорился, чтобы в гараж отеля в течение часа подогнали неприметный «неон». Те, кто меня пасет, по всей логике будут караулить «мустанг»; в общем, легкой жизни я им не обещал.
Компанию Ларусса я засек на выходе из банкетного зала. Эрл Ларусс, которого можно было опознать по фотографиям в продающихся здесь же газетах, был в своем фирменном белом костюме и черном шелковом галстуке, как плакальщик на китайских похоронах. Ростом под метр восемьдесят, плотного сложения. Рядом стояло его подобие помоложе и постройней; сын Ларусса был немного женственным, чего не было в отце. Стройная комплекция Эрла-младшего подчеркивалась пузырящейся белой рубахой и черными брюками, туго обтягивающими ляжки и зад, что придавало ему сходство с танцором фламенко, у которого сегодня выходной. Волосы у него были очень светлые, отчего брови почти не различались; при такой растительности бриться, пожалуй, можно не чаще раза в месяц. С Ларуссами на выходе переговаривались остальные, трое мужчин и две женщины. К компании спешно приблизился уже виденный мною брюнет с прилизанными волосами; он подошел прямиком к Эрлу-младшему и, пошептав ему на ухо, учтиво отстранился. Эрл-младший тут же посмотрел в мою сторону. Сказав что-то своему отцу, он отделился от группы и приблизился ко мне. Чего ожидать, я не знал, но уж во всяком случае не протянутой для пожатия руки и грустноватой улыбки, которой он меня удостоил.
— Мистер Паркер? — осведомился он. — Позвольте представиться, Эрл Ларусс-младший.
— У вас так принято — эскортировать людей из аэропорта? — спросил я, пожимая ему руку.
Улыбка чуть дрогнула, но удержалась, только сильнее обозначилось огорчение.
— Прошу прощения, — сказал он. — Нам просто хотелось удостовериться, как вы выглядите.
— И зачем?
— Мы знаем, мистер Паркер, для чего вы здесь. Нельзя сказать, что мы это одобряем, но понимаем вполне. И не хотим, чтобы между нами возникали проблемы. Мы понимаем, что вам нужно делать свое дело. Меня заботит единственно то, чтобы человек, виновный в смерти моей сестры, понес наказание по всей строгости закона. В данный момент мы считаем, что этим человеком является Атис Джонс. Если окажется не так, что ж, мы будем вынуждены это принять. В полицию мы должным образом заявили и рассказали все, что знаем. Вас мы просим лишь уважать нашу частную жизнь и не беспокоить. К тому, что уже сказано, нам добавить нечего.
Было в этом что-то от заранее отрепетированной речи. Более того, в Эрле-младшем чувствовалась некая отстраненность. Говорил он искренне (пускай и слегка заученно), но взгляд при этом был разом и насмешливый и слегка боязливый. На этом человеке была маска, и я не знал, что за ней скрывается.
Сзади с неприкрытой враждебностью смотрел его отец. По какой-то причине его неприязнь, казалось, была направлена не только на меня, но и на сына. Эрл-младший вернулся к компании и, сопровождаемый ею, вышел из вестибюля наружу, где дожидались автомобили.
Заняться пока было нечем, и я возвратился к себе в номер, принял душ, съел двойной сэндвич и дождался, когда подъедет машина от фирмы. По звонку портье я спустился, подписал что нужно и зашел в гараж при парковке, откуда выехал уже в солнечных очках, поглядывая в надраенное ветровое стекло. Никакого «шевроле» в поле зрения не было, и моя машина, похоже, никого не интересовала. По дороге из города я остановился у торгового центра и купил там два новых сотовых телефона.
Эллиот Нортон жил в паре миль от Грейс-Фоллз, в скромном белом доме псевдоколониального стиля, с двумя тонкими колоннами у входа и большим крыльцом во всю ширину фасада. В таком месте впору устраивать вечеринки с мятным джулепом; в лучшие времена коктейли здесь наверняка лились рекой. Теперь крышу заплатой покрывал большущий кусок строительного полиэтилена (дыра, кстати, не прибавляла дому благородной архаики).
Эллиота я застал на задворках, он разговаривал с двумя рабочими в комбинезонах, которые покуривали, прислонясь к своему фургончику. Если судить по надписи на боку машины, эти ребята были кровельщиками из строительной фирмы Дика, г. Мартинес, шт. Джорджия («Хочешь шика? Зови Дика!»). Слева от них кучей лежали леса, которые им предстояло собрать, чтобы завтра с утра приступить к ремонту. Один из строителей лениво перекидывал из руки в руку кусок обгорелого, почерневшего шифера. Завидев меня, он прекратил свое занятие и указал в мою сторону подбородком. Эллиот обернулся со слегка излишней поспешностью и, забыв про работяг, устремился ко мне.
— Вот это радость, черт меня дери! — широко улыбаясь, крикнул он на ходу.
Слева у Эллиота частично выгорели волосы, а то, что осталось, он в попытке скрыть плешину состриг. На левом ухе была подушечка из марли, и матовые отметины от ожогов на щеке, подбородке и шее. Левая рука, вернее, то, что проглядывало из-под бинтов, была покрыта волдырями.
— Прости за откровенность, Эллиот, — сказал я, — но вид у тебя, прямо скажем, не ахти.
— Да знаю. У меня и гардероб почти весь сгорел. Пойдем, — обняв за плечи, он повел меня к дому, — налью тебе чая со льдом.
Внутри дом пропах дымом и сыростью. Вода, проходя через верхний этаж, попортила штукатурку внизу, и потолки были теперь в бурых пятнах. В некоторых местах уже начали отставать от стен обои. Но это еще полбеды — похоже, Эллиоту придется менять в прихожей деревянные перекрытия. В передней комнате стоял диван с неубранной постелью, а поверх стульев и на протянутой бельевой веревке висела одежда.
— Ты все так же здесь и живешь? — спросил я.
— Ага, — ответил он, смывая копоть с пары стаканов.
— Мог бы в гостиницу перебраться. Там, наверно, безопаснее.
— Мог бы. Только те, кто учинили здесь погром, могут в мое отсутствие нагрянуть снова, довершить начатое.
— А так им что мешает вернуться?
— Да нет, не придут, — Эллиот качнул головой, — во всяком случае, пока. Убийство — не их стиль. Если б они хотели меня прикончить, то лучше старались бы в первый раз.
Он вынул из холодильника кувшин ледяного чая и наполнил стаканы. Я стоял у окна, оглядывая двор и окрестности за ним. Без птиц небо казалось пустынным; почти молчал окружающий лес. Перелетные птицы по всему побережью уже начали свое странствие; вслед за крачками потянулись каролинские утки, за ними вскоре последуют ястребы, древесницы и певчие воробьи. Здесь, дальше от океана, их исход не так бросался в глаза. И даже постоянно обитающие здесь птахи вели себя сейчас тихо. Их весенние брачные песни отзвенели, яркие летние наряды постепенно истаяли в блеклом предзимье. Но словно для того, чтобы как-то компенсировать отсутствие птиц и их летнюю раскраску, переждав гнетущую летнюю жару, ударились в цветение полевые цветы, а вместе с ними астры, подсолнухи и золотарники, и над ними кружились бабочки, влекомые преобладающими желтыми и пурпурными тонами. А под листьями их дожидались полевые пауки.
— Так когда я смогу увидеться с Атисом Джонсом? — задал я вопрос.
