Ну так вот, когда мы с Томом подошли к обрыву и поглядели
вниз, на городок, там светилось всего три или четыре огонька, – верно, в тех
домах, где лежали больные; вверху над нами так ярко сияли звезды, а ниже города
текла река в целую милю шириной, этак величественно и плавно. Мы спустились с
горы, разыскали Джо Гарпера с Беном Роджерсом и еще двух или трех мальчиков;
они прятались на старом кожевенном заводе. Мы отвязали ялик и спустились по
реке мили на две с половиной, до большого оползня на гористой стороне, и там
высадились на берег.
Когда подошли к кустам, Том Сойер заставил всех нас
поклясться, что мы не выдадим тайны, а потом показал ход в пещеру – там, где
кусты росли гуще всего. Потом мы зажгли свечки и поползли на четвереньках в
проход. Проползли мы, должно быть, шагов двести, и тут открылась пещера. Том
потолкался по проходам и скоро нырнул под стенку в одном месте, – вы бы никогда
не заметили, что там есть ход. По этому узкому ходу мы пролезли вроде как в
комнату, очень сырую, всю запотевшую и холодную, и тут остановились.
Том сказал:
– Ну вот, мы соберем шайку разбойников и назовем ее «Шайка
Тома Сойера». А кто захочет с нами разбойничать, тот должен будет принести
клятву и подписаться своей кровью.
Все согласились. И вот Том достал листок бумаги, где у него
была написана клятва, и прочел ее. Она призывала всех мальчиков дружно стоять
за шайку и никому не выдавать ее тайн; а если кто-нибудь обидит мальчика из
нашей шайки, то тот, кому велят убить обидчика и всех его родных, должен не
есть и не спать, пока не убьет их всех и не вырежет у них на груди крест – знак
нашей шайки. И никто из посторонних не имеет права ставить этот знак, только
те, кто принадлежит к шайке; а если кто-нибудь поставит, то шайка подаст на
него в суд; если же он опять поставит, то его убьют. А если кто-нибудь из шайки
выдаст нашу тайну, то ему перережут горло, а после того сожгут труп и развеют
пепел по ветру, кровью вычеркнут его имя из списка и больше не станут о нем
поминать, а проклянут и забудут навсегда.
Все сказали, что клятва замечательная, и спросили Тома, сам
он ее придумал или нет. Оказалось, кое-что он придумал сам, а остальное взял из
книжек про разбойников и пиратов, – у всякой порядочной шайки бывает такая
клятва.
Некоторые думали, что хорошо бы убивать родных у тех
мальчиков, которые выдадут тайну. Том сказал, что это недурная мысль, взял и
вписал ее карандашиком.
Тут Бен Роджерс и говорит:
– А вот у Гека Финна никаких родных нет; как с ним быть?
– Ну и что ж, ведь отец у него есть? – говорит Том Сойер.
– Да, отец-то есть, только где ты его теперь разыщешь? Он,
бывало, все валялся пьяный на кожевенном заводе, вместе со свиньями, но вот уже
больше года его что-то не видно в наших краях.
Посоветовались они между собой и уж совсем собрались меня
вычеркнуть, потому что, говорят, у каждого мальчика должны быть родные или
кто-нибудь, кого можно убить, а то другим будет обидно. Ну, и никто ничего не
мог придумать, все стали в тупик и молчали. Я сперва чуть не заплакал, а потом
вдруг придумал выход: взял да и предложил им мисс Уотсон – пускай ее убивают.
Все согласились.
– Ну что ж, она годится. Теперь все в порядке. Гека принять
можно.
Тут все стали колоть себе пальцы булавкой и расписываться
кровью, и я тоже поставил свой значок на бумаге.
– Ну, а чем же эта шайка будет заниматься? – спрашивает Бен
Роджерс.
– Ничем, только грабежами и убийствами.
– А что же мы будем грабить? Дома, или скотину, или…
– Чепуха! Это не грабеж, если угонять скотину и тому
подобное, это воровство, – говорит Том Сойер. – Мы не воры. В воровстве
никакого блеску нет. Мы разбойники. Наденем маски и будем останавливать
дилижансы и кареты на большой дороге, убивать пассажиров и отбирать у них часы
и деньги.
– И непременно надо их убивать?
– Ну еще бы! Это самое лучшее. Некоторые авторитеты думают
иначе, но вообще считается лучше убивать – кроме тех, кого приведем сюда в
пещеру и будем держать, пока не дадут выкупа.
– Выкупа? А что это такое?
– Не знаю. Только так уж полагается. Я про это читал в
книжках, и нам, конечно, тоже придется так делать.
– Да как же мы сможем, когда не знаем, что это такое?
– Ну, как-нибудь уж придется. Говорят тебе, во всех книжках
так, не слышишь, что ли? Ты что же, хочешь делать все по-своему, не так, как в
книжках, чтобы мы совсем запутались?
– Ну да, тебе хорошо говорить, Том Сойер, а как же они
станут выкупаться, – чтоб им пусто было! – если мы не знаем, как это делается?
А ты сам как думаешь, что это такое?
– Ну, уж не знаю. Сказано: надо их держать, пока они не
выкупятся. Может, это значит, что надо их держать, пока они не помрут.
– Вот это еще на что-нибудь похоже! Это нам подойдет. Чего
же ты раньше так не сказал? Будем их держать, пока они не выкупятся до смерти.
И возни, наверно, с ними не оберешься – корми их да гляди, чтобы не удрали.
– Что это ты говоришь, Бен Роджерс? Как же они могут удрать,
когда при них будет часовой? Он застрелит их, как только они пошевельнутся.
– Часовой? Вот это ловко! Значит, кому-нибудь придется
сидеть и всю ночь не спать из-за того только, что их надо стеречь? По-моему,
это глупо. А почему же нельзя взять дубину, да и выкупить их сразу дубиной по
башке?
– Потому что в книгах этого нет – по этому по самому. Вот
что, Бен Роджерс: хочешь ты делать дело как следует или не хочешь? Ты что же
думаешь, люди, которые пишут книжки, не знают, как по-настоящему полагается?
Учить их ты собираешься, что ли? И не мечтай! Нет, сэр, мы уж будем выкупать их
по всем правилам.
– Ну и ладно. Мне-то что! Я только говорю: по-дурацки
получается все-таки… Слушай, а женщин мы тоже будем убивать?
– Ну, Бен Роджере, если бы я был такой неуч, я бы больше
молчал. Убивать женщин! С какой же это стати, когда в книжках ничего подобного
нет? Приводишь их в пещеру и обращаешься с ними как можно вежливей, а там они в
тебя малопомалу влюбляются и уж сами больше не хотят домой.
– Ну, если так, тогда я согласен, только смысла в этом не
вижу. Скоро у нас в пещере пройти нельзя будет: столько набьется женщин и
всякого народу, который дожидается выкупа, а самим разбойникам и деваться будет
некуда. Ну что ж, валяй дальше, я ничего не говорю.
