– Этот негр сбежал в ту самую ночь, когда убили Гека Финна.
Так что за него обещают награду – триста долларов. И за старика Финна тоже
назначили награду – двести долларов. Он, видите ли, явился в город утром,
рассказал про убийство и вместе со всеми ездил искать тело, а после того взял
да и скрылся. Его в тот же вечер собирались линчевать, только он, видите ли,
удрал. Ну, а на другой день оказалось, что и негр тоже удрал: его никто не
видел после десяти часов вечера в ту ночь, когда было совершено убийство, – так
что стали думать на него. А на другой день, когда весь город только об этом и
говорил, вдруг возвращается старый Финн, идет прямо к судье Тэтчеру и поднимает
шум: требует, чтобы тот дал денег и устроил облаву на этого негра по всему
Иллинойсу. Судья дал немного, и старик в тот же вечер попался пьяным и до
полуночи шлялся по улицам с какими-то двумя подозрительными личностями, а потом
скрылся вместе с ними. Ну вот, с тех пор он не возвращался, и у нас тут думают,
что он и не вернется, пока все это не уляжется. Небось сам убил, а подстроил
все так, чтобы думали на бандитов; а там, глядишь, зацапает себе Гековы
денежки, и по судам таскаться не надо будет. Люди говорят: «Где ому убить, он
даже и на это не годится!» А я думаю: ох, и хитер же! Если он еще год не
вернется, то ничего ему за это не будет. Доказать-то ведь, понятное дело,
ничего нельзя; все тогда успокоится, и он заберет себе Гековы денежки без
всяких хлопот.
– Да, пожалуй. Кто ж ему помешает!.. А теперь уже больше
никто не думает, что это негр убил?
– Да нет, думают еще. Многие все-таки считают, что это он
убил. Но теперь негра должны скоро поймать, так что, может, и добьются от него
правды.
– Как, разве его и сейчас ловят?
– Плохо же ты соображаешь, как я погляжу! Ведь триста
долларов на дороге не валяются. Некоторые думают, что негр и сейчас где-нибудь
недалеко. Я тоже так думаю, только помалкиваю. На днях я разговаривала со
стариком и старухой, что живут рядом, в бревенчатом сарае, и они сказали, между
прочим, что никто никогда не бывает на том вон острове, который называется
остров Джексона.
– Разве там никто не живет? – спрашиваю я.
– Нет, говорят, никто не живет. Я больше ничего им не
сказала, только призадумалась. За день или за два до того я там как будто
видела дым, на верхнем конце острова; ну, думаю себе, этот негр скорее всего
там прячется; во всяком случае, думаю, стоило бы весь остров обыскать. С тех
пор я больше дыма не видела, так что, может, негр оттуда уже ушел, если это был
он. Мой муж съездит и посмотрит вместе с одним соседом. Он уезжал вверх по
реке, а сегодня вернулся два часа назад, и я ему все это рассказала.
Мне стало до того не по себе – просто не сиделось на месте.
Надо было чем-нибудь занять руки: я взял со стола иголку и начал вдевать в нее
нитку. Руки у меня дрожали, и дело не ладилось. Женщина замолчала, и я взглянул
на нее, она смотрела на меня как-то странно и слегка улыбалась. Я положил на
место иголку с ниткой, будто бы очень заинтересовался ее словами, – да так оно
и было, – и сказал:
– Триста долларов – это уйма денег. Хорошо бы они достались
моей матери. А ваш муж поедет туда нынче ночью?
– Ну а как же! Он пошел в город вместе с тем соседом, про
которого я говорила, за лодкой и за вторым ружьем, если удастся у кого-нибудь
достать. Они поедут после полуночи.
– А может, будет лучше видно, если они подождут до утра?
– Еще бы! И негру тоже будет лучше видно. После полуночи он,
наверно, заснет, а они прокрадутся в лес и в темноте сразу увидят костер, если
негр его развел.
– Я об этом не подумала.
Женщина все так же странно смотрела на меня, и мне сделалось
очень не по себе. Потом она спросила:
– Как, ты сказала, тебя зовут, деточка?
– М-мэри Уильямс.
Кажется, в первый раз я сказала не «Мэри», а как-то
подругому, так что я не смотрел на нее; я, кажется, сказал «Сара». Она меня
вроде как приперла к стене, и по глазам это, должно быть, было видно, – вот я и
боялся на нее взглянуть. Мне хотелось, чтобы старуха еще что-нибудь сказала:
чем дольше она молчала, тем хуже я себя чувствовал.
Тут она и говорит:
– Деточка, по-моему, ты сначала сказала «Сара», когда вошла.
– Да, верно: Сара Мэри Уильямс. Мое первое имя Сара. Одни
зовут меня Сара, а другие Мэри.
– Ах вот как?
– Да.
Теперь мне стало легче, но все-таки хотелось удрать.
Взглянуть на нее я не решался.
Ну, тут она начала говорить, какие нынче тяжелые времена, и
как им плохо живется, и что крысы обнаглели и разгуливают по всему дому, словно
они тут хозяева, и еще много рассказывала, так что мне совсем полегчало. Насчет
крыс это она верно сказала. Одна то и дело высовывала нос из дыры в углу.
Женщина сказала, что она нарочно держит под рукой всякие вещи, чтобы бросать в
крыс, когда остается одна, а то они ей покоя не дают. Она показала мне
свинцовую полосу, скрученную узлом, заметив, что вообще-то она попадает метко,
только вывихнула руку на днях и не знает, попадет ли теперь. Выждав случая, она
швырнула этой штукой в крысу, но не попала и охнула – так больно ей было руку.
Потом попросила меня швырнуть еще раз, если крыса высунется. Мне хотелось
поскорей уйти, пока старик не вернулся, но, конечно, я и виду не подавал. Я
взял эту штуку и, как только крыса высунулась, нацелился и швырнул, – и если б крыса
сидела на месте, так ей бы не поздоровилось. Старуха сказала, что удар
первоклассный, что в следующий раз я непременно попаду. Она встала и принесла
обратно свинец, а потом достала моток пряжи и попросила, чтобы я ей помог
размотать. Я расставил руки, она надела на них пряжу, а сама все рассказывает
про свои дела. Вдруг она прервала рассказ и говорит:
– Ты поглядывай за крысами. Лучше держи свинец на коленях,
чтобы был под рукой.
И она тут же бросила мне кусок свинца; я сдвинул колени и
поймал его. А она все продолжала разговаривать, но не больше минуты, потом
сняла пряжу у меня с рук, поглядела мне прямо в глаза, очень ласково, и
говорит:
– Ну, так как же тебя зовут по-настоящему?
– Т-то есть как это?
– Как тебя по-настоящему зовут? Билл, Том, или Боб, или еще
как-нибудь?
Я даже весь затрясся и прямо не знал, как мне быть. Однако
сказал:
– Пожалуйста, не смейтесь над бедной девочкой! Если я вам
мешаю, то…
