Оказалось, что три дня и три ночи скитаний и голода в пещере
не прошли для Тома и Бекки даром. Они пролежали в постели всю среду и четверг,
чувствуя себя ужасно усталыми и разбитыми. Том встал ненадолго в четверг,
побывал в пятницу в городе, а к субботе был уже почти совсем здоров. Зато Бекки
не выходила из комнаты до воскресенья и выглядела так, как будто перенесла
тяжелую болезнь.
Том, узнав о болезни Гека, зашел навестить его в пятницу, но
в спальню его не пустили; в субботу и в воскресенье он тоже не мог к нему
попасть. После этого его стали пускать к Геку каждый день, но предупредили,
чтобы он не рассказывал о своих приключениях и ничем не волновал Гека. Вдова
Дуглас сама оставалась в комнате, следя за тем, чтобы Том не проговорился. Дома
он узнал о событии на Кардифской горе, а также о том, что тело «оборванца» в
конце концов выловили из реки около перевоза; должно быть, он утонул, спасаясь
бегством.
Недели через две после выхода из пещеры Том пошел повидаться
с Геком, который теперь набрался сил и мог выслушать волнующие новости, а Том
думал, что его новости будут интересны Геку. По дороге он зашел к судье Тэтчеру
навестить Бекки. Судья и его знакомые завели разговор с Томом, и кто-то спросил
его в шутку, не собирается ли он опять в пещеру. Том ответил, что он был бы не
прочь. Судья на это сказал:
– Ну что же, я нисколько не сомневаюсь, что ты не один
такой, Том. Но мы приняли свои меры. Больше никто не заблудится в этой пещере.
– Почему?
– Потому что еще две недели назад я велел оковать большую
дверь листовым железом и запереть ее на три замка, а ключи у меня.
Том побелел, как простыня.
– Что с тобой, мальчик? Скорее, кто-нибудь! Принесите стакан
воды!
Воду принесли и брызнули Тому в лицо.
– Ну вот, наконец ты пришел в себя. Что с тобой, Том?
– Мистер Тэтчер, там, в пещере, индеец Джо!
Глава 33
Через несколько минут эта весть облетела весь город, и около
десятка переполненных лодок было уже на пути к пещере Мак-Дугала, а вскоре за
ними отправился и пароходик» битком набитый пассажирами. Том Сойер сидел в
одной лодке с судьей Тэтчером.
Когда дверь в пещеру отперли, в смутном сумраке глазам всех
представилось печальное зрелище. Индеец Джо лежал мертвый на земле, припав
лицом к дверной щели, словно до последней минуты не мог оторвать своих
тоскующих глаз от светлого и радостного мира там, на воле. Том был тронут, так
как знал по собственному опыту, что перенес этот несчастный. В нем зашевелилась
жалость, но все же он испытывал огромное чувство облегчения и свободы и только
теперь понял по-настоящему, насколько угнетал его страх с того самого дня,
когда он отважился выступить на суде против кровожадного метиса.
Охотничий нож индейца Джо лежал рядом с ним, сломанный
пополам. Тяжелый нижний брус двери был весь изрублен и изрезан, что стоило
индейцу немалых трудов. Однако этот труд пропал даром, потому что снаружи скала
образовала порог, и с неподатливым камнем индеец Джо ничего не мог поделать; нож
сломался, только и всего. Но даже если бы не было каменного порога, этот труд
пропал бы даром, потому что индеец Джо все равно не мог бы протиснуться под
дверь, даже вырезав нижний брус. И он это знал; он рубил брус только для того,
чтобы делать что-нибудь, чтобы как-нибудь скоротать время и занять чем-нибудь
свой измученный ум. Обычно в расщелинах стен можно было найти с десяток
огарков, оставленных туристами; теперь не было ни одного. Пленник отыскал их и
съел. Кроме того, он ухитрился поймать несколько летучих мышей и тоже съел их,
оставив одни когти. Несчастный умер голодной смертью. Поблизости от входа
поднимался над землей сталагмит, выросший в течение веков из капель воды,
которые падали с висевшего над ним сталактита. Узник отломил верхушку сталагмита
и на него положил камень, выдолбив в этом камне неглубокую ямку, чтобы собирать
драгоценные капли, падавшие через каждые три минуты с тоскливой размеренностью
маятника – по десертной ложке каждые двадцать четыре часа. Эта капля падала,
когда строились пирамиды, когда разрушали Трою, когда основывали Рим, когда
распинали Христа, когда Вильгельм Завоеватель создавал Великобританию, когда
отправлялся в плавание Христофор Колумб, когда битва при Лексингтоне была
свежей новостью. Она падает и теперь, и будет падать, когда все это станет
вчерашним днем истории, уйдет в сумерки прошлого, а там и в непроглядную ночь
забвения. Неужели все на свете имеет свою цель и свое назначение? Неужели эта
капля терпеливо падала в течение пяти тысяч лет только для того, чтобы эта
человеческая букашка утолила ею свою жажду? И не придется ли ей выполнить еще
какое-нибудь важное назначение, когда пройдет еще десять тысяч лет? Не все ли
равно. Много, много лет прошло с тех пор, как злополучный метис выдолбил
камень, чтобы собирать в него драгоценную влагу, но и до сих пор туристы,
приходя любоваться чудесами пещеры Мак-Дугала, больше всего смотрят на этот
трогательный камень и на эту медленно набухающую каплю. Чаша индейца Джо стоит
первой в списке чудес пещеры: даже «Дворец Аладдина» не может с ней сравниться.
Индейца Джо зарыли у входа в пещеру; люди съезжались на
похороны в лодках и в повозках – из городов, поселков и с ферм на семь миль в
окружности; они привезли с собой детей и всякую провизию и говорили потом, что
похороны доставили им такое же удовольствие, как если бы они видели саму казнь.
Эти похороны приостановили дальнейший ход одного дела – прошения на имя
губернатора о помиловании индейца Джо. Прошение собрало очень много подписей,
состоялось много митингов, лились слезы и расточалось красноречие, избран был
целый комитет слезливых дам, которые должны были облачиться в траур и идти
плакать к губернатору, умоляя его забыть свой долг и показать себя милосердным
ослом. Говорили, что индеец Джо убил пятерых жителей городка, но что же из
этого? Если бы он был сам сатана, то и тогда нашлось бы довольно слюнтяев,
готовых подписать прошение о помиловании и слезно просить об этом губернатора,
благо глаза у них на мокром месте.
На другой день после похорон Том повел Гека в укромное
место, чтобы поговорить с ним о важном деле. Гек уже знал о приключениях Тома и
от валлийца и вдовы Дуглас, но Том сказал, что Гек не все от них слышал, одного
он еще не знает, вот об этом одном им и надо поговорить. Лицо Гека омрачилось.
Он сказал:
– Я знаю о чем. Ты побывал в номере втором и не нашел
ничего, кроме виски. Никто мне не говорил, но я понял, что это ты, когда
услышал насчет виски; я так и знал, что денег ты не нашел, а то дал бы
как-нибудь знать мне, хоть и не сказал никому другому. Том, мне всегда так
думалось, что нам с тобой этих денег не видать.
