– Нет, рука не поднимается. Бедный мальчик, он, наверно,
соврал мне, но это святая ложь, ложь во спасение, она меня так порадовала.
Надеюсь, что господь… нет, я знаю, что господь простит ему, ведь это он выдумал
по доброте сердечной. Даже и знать не хочу, если он соврал. Не стану смотреть.
Она положила куртку и призадумалась на минуту. Дважды протягивала
она руку за курткой и дважды отдергивала ее. На третий раз она набралась
смелости, подкрепившись мыслью: «Это ложь во спасение, святая ложь, и я не
стану из-за нее расстраиваться», – и сунула руку в карман. Минутой позже она,
обливаясь слезами, читала нацарапанные на куске коры слова и приговаривала:
– Теперь я ему все прощу, чего бы он ни натворил, хоть
миллион грехов!
Глава 20
Тетя Полли поцеловала Тома так ласково, что все его уныние
как рукой сняло и на сердце у него опять сделалось легко и весело. Он
отправился в школу, и ему так повезло, что он нагнал Бекки в самом начале
Мэдоу-лейн. Вел он себя всегда в зависимости от настроения. Не колеблясь ни
минуты, он подбежал к ней и сказал:
– Я очень нехорошо поступил сегодня, Бекки, и жалею об этом.
Я никогда, никогда больше не буду, никогда, пока жив. Давай помиримся, хорошо?
Девочка остановилась и презрительно поглядела ему в глаза:
– Я буду вам очень благодарна, если вы меня оставите в
покое, мистер Томас Сойер. Я с вами больше не разговариваю.
Она вздернула носик и прошла мимо. Том до того растерялся,
что ему не пришло в голову даже сказать: «Ну и пожалуйста! Ишь задрала нос!» А
когда он собрался с духом, говорить что-нибудь было уже поздно. Так он ничего и
не сказал. Зато разозлился ужасно. Эх, если бы она была мальчишкой, уж и
отлупил бы он ее! На школьном дворе он опять столкнулся с ней и послал ей
вдогонку язвительное замечание. Она тоже не осталась в долгу, так что разрыв
был полный. Возмущенной Бекки казалось, что она никогда не дождется начала
уроков, так ей не терпелось, чтобы Тома отстегали за испорченную книжку. Если у
нее и оставалось хоть какое-нибудь желание изобличить Альфреда Темпла, то после
обидных слов Тома оно совсем пропало. Бедная девочка, она не знала, что опасность
грозит ей самой!
Учитель Доббинс дожил до седых волос, так и не добившись
своей цели. Самой заветной его мечтой было сделаться доктором, но бедность не
пустила его дальше сельской школы. Каждый день он доставал из ящика своего
стола какую-то таинственную книгу и погружался в чтение, пока ученики готовили
уроки. Книгу эту он держал под замком. Все мальчишки в школе умирали от
любопытства хоть одним глазком заглянуть в эту книгу, но удобного случая так ни
разу и не представилось. У каждого мальчика и у каждой девочки имелись свои
соображения насчет того, что это за книга, но не было никакой возможности
докопаться до правды. И вот, проходя мимо кафедры, стоявшей возле самых дверей,
Бекки заметила, что ключ торчит в ящике. Жалко было упустить такую минуту. Она
оглянулась, увидела, что никого кругом нет, – и в следующее мгновение книга уже
была у нее в руках. Заглавие на первой странице – «Анатомия» профессора
такого-то – ровно ничего ей не сказало, и она принялась листать книгу. Ей сразу
же попалась очень красивая гравюра, вся в красках, – совсем голый человек. В
это мгновение чья-то тень упала на страницу – на пороге стоял Том Сойер,
заглядывая в книжку через ее плечо. Торопясь захлопнуть книгу, Бекки рванула ее
к себе и так неудачно, что надорвала страницу до половины. Она бросила книгу в
ящик, повернула ключ в замке и расплакалась от стыда и досады.
– Том Сойер, от вас только и жди какой-нибудь гадости, вам
бы только подкрадываться и подсматривать.
– Почем же я знал, что вы тут делаете?
– Как вам не стыдно, Том Сойер, вы, уж наверно, на меся
пожалуетесь. Что же мне теперь делать, что делать? Меня накажут при всей школе,
а я к этому не привыкла!
Она топнула ножкой и сказала:
– Ну и отлично, жалуйтесь, если хотите! Я-то знаю, что
теперь будет. Погодите, вот увидите! Противный, противный мальчишка! – И,
выбежав из школы, она опять расплакалась.
Озадаченный нападением, Том не мог двинуться с места, потом
сказал себе:
– Ну и дура эта девчонка! Не привыкла, чтоб ее наказывали!
Чушь какая! Подумаешь, отстегают! Вот они, девчонки, – все трусихи и мокрые
курицы. Я, конечно, ничего не скажу старику Доббинсу про эту дуру, можно с ней
и по-другому разделаться, и без ябеды обойдется, да ведь что толку? Доббинс
непременно спросит, кто разорвал книжку, и ответа не получит. Тогда он сделает,
как всегда, – начнет спрашивать всех подряд, сначала одного, потом другого; а
дойдет до нее, сразу узнает, кто виноват: у девчонок всегда по лицу все видно.
Где им выдержать! Вот и выпорет ее. Да, попала Бекки в переделку, теперь уж ей
не вывернуться. – Том подумал еще немного и прибавил: – Ну и ладно! Ей
хотелось, чтобы мне влетело, – пускай теперь сама попробует.
Том присоединился к игравшим во дворе школьникам. Через
несколько минут пришел учитель, и уроки начались. Том не чувствовал особенного
интереса к занятиям. Каждый раз, как он взглядывал в сторону девочек, его
расстраивало лицо Бекки. Ему вовсе не хотелось жалеть ее, а выходило так, что
он никак не мог удержаться; он не чувствовал ничего хоть сколько-нибудь
похожего на торжество. Скоро открылось происшествие с учебником, и после этого
Тому пришлось думать только о своих собственных делах. Бекки очнулась от своего
горестного оцепенения и выказала живой интерес к происходящему. Том не
выпутается из беды, даже если скажет, что это не он облил чернилами книжку; и
она оказалась права: вышло только еще хуже для Тома. Бекки думала, что
обрадуется этому, старалась даже уверить себя, будто радуется, но не могла.
Когда дошло до расплаты, ей захотелось вскочить и сказать, что это сделал
Альфред Темпл, однако она удержалась и заставила себя сидеть смирно. «Ведь Том,
– говорила она себе, – непременно пожалуется учителю, что это я разорвала
картинку. Слова не скажу, даже для спасения его жизни! « Том выдержал порку и
вернулся на свое место, даже не очень огорчившись. Он думал, что, может быть, и
в самом деле, расшалившись, как-нибудь незаметно опрокинул чернильницу на
книжку, и отнекивался только для виду, потому что так было принято не отступать
от своих слов из принципа.
