Глава 9
В этот вечер, как и всегда, Тома и Сида отослали спать в
половине десятого. Они помолились на ночь, и Сид скоро уснул. Том лежал с
открытыми глазами и ждал сигнала, весь дрожа от нетерпения. Когда ему уже
начало казаться, что вотвот забрезжит рассвет, он услышал, как часы пробили
десять! Горе, да и только! Ворочаться и метаться, как ему хотелось, он не мог,
опасаясь разбудить Сида. И он лежал смирно, глазея в темноту. Его окружала
гнетущая тишина. Мало-помалу из этой тишины начали выделяться самые незначительные,
едва заметные звуки. Стало слышно тиканье часов. Старые балки начали
таинственно потрескивать. Чуть-чуть поскрипывала лестница. Это, должно быть,
бродили духи. Мерный, негромкий храп доносился из комнаты тети Полли. А тут еще
начал назойливо чирикать сверчок, – а где он сидит, не узнаешь, будь ты хоть
семи пядей во лбу. Потом его бросило в дрожь от зловещего тиканья
жука-могильщика в стене, рядом с изголовьем кровати, – это значило, что
кто-нибудь в доме скоро умрет. Потом ночной ветер донес откуда-то издали вой
собаки, а на него едва слышным воем отозвалась другая где-то еще дальше. Том
весь измучился от нетерпения. Он был твердо уверен, что время остановилось и
началась вечность, и невольно начинал уже дремать; часы пробили одиннадцать, но
он этого не слыхал. И тут, когда ему уже стало что-то сниться, к его снам
примешалось заунывное мяуканье. В соседнем доме стукнуло окно, и это разбудило
Тома. Крик: «Брысь, проклятая!» – и звон пустой бутылки, разбившейся о стенку
сарая, прогнали у него последний сон; в одну минуту он оделся, вылез в окно и
пополз по крыше пристройки на четвереньках. Он осторожно мяукнул раза два, пока
полз; потом спрыгнул на крышу сарая, а оттуда на землю. Гекльберри Финн был уже
тут с дохлой кошкой. Мальчики двинулись в путь и пропали во мраке. Через
полчаса они уже шагали по колено в траве за кладбищенской оградой.
Кладбище было старинное, каких много в Западных штатах. Оно
раскинулось на холме милях в полутора от городка. Его окружала ветхая
деревянная ограда, которая местами наклонилась внутрь, а местами – наружу, и
нигде не стояла прямо. Все кладбище сплошь заросло травой и бурьяном. Старые
могилы провалились; ни один могильный камень не стоял, как полагается, на своем
месте; изъеденные червями, трухлявые надгробия клонились над могилами, словно
ища поддержки и не находя ее. «Незабвенной памяти такого-то» – было начертано
на них когда-то, но теперь почти ни одной надписи нельзя было прочесть даже
днем.
Легкий ветерок шумел в ветвях деревьев, а Тому со страху
чудилось, будто души мертвых жалуются на то, что их потревожили. Мальчики
разговаривали очень мало, и то шепотом; место, время и торжественная тишина,
разлитая над кладбищем, действовали на них угнетающе. Они скоро нашли свежий
холмик земли, который искали, и укрылись за тремя большими вязами, в нескольких
шагах от могилы.
Они ждали молча, как им показалось, довольно долго. Кроме
уханья филина где-то вдалеке, ни один звук не нарушал мертвой тишины. Тому
лезли в голову самые мрачные мысли. Надо было прогнать их разговором. И потому
он прошептал:
– Как ты думаешь, Гекки, мертвецы не обидятся, что мы сюда
пришли?
– Я почем знаю. А страшно как, правда?
– Еще бы не страшно.
Некоторое время длилось молчание: оба мальчика над этим
задумались. Наконец Том прошептал:
– Слушай, Гекки, как ты думаешь, старый хрыч слышит, как мы
разговариваем?
– Конечно, слышит. То есть его душа слышит.
Том, помолчав, прибавил:
– Лучше бы я сказал «мистер Вильяме». Только я не хотел его
обидеть. Его все звали «старый хрыч».
– Уж если говоришь про этих самых мертвецов, так надо
поосторожнее, Том.
После этого Тому не захотелось разговаривать, и они опять
замолчали. Вдруг Том схватил Гека за плечо и прошептал:
– Тсс!
– Ты что, Том? – И оба они с замиранием сердца прижались
друг к другу.
– Тсс! Вот опять! Разве ты не слышишь?
– Я…
– Вот! Теперь ты слышишь?
– Господи, Том, это они! Они, это уж верно. Что теперь
делать?
– Не знаю. Думаешь, они нас увидят?
– Ой, Том, они же видят в темноте, все равно как кошки.
Лучше бы нам не ходить.
– Да ты не бойся. По-моему, они нас не тронут. Мы же им
ничего не сделали. Если будем сидеть тихо, они нас, может совсем не заметят.
– Постараюсь не бояться, Том, только, знаешь, я весь дрожу.
– Слушай!
Мальчики прислушались, едва дыша. Заглушенные голоса
долетели до них с дальнего конца кладбища.
– Посмотри! Вон туда! – прошептал Том. – Что это?
– Это адский огонь. Ой, Том, как страшно!
Какие-то темные фигуры приближались к ним во мраке,
раскачивая старый жестяной фонарь, от которого на землю ложились бесчисленные
пятнышки света, точно веснушки. Тут Гек прошептал, весь дрожа:
– Это черти, теперь уж верно. Целых трое! Ну, Том, нам с
тобой крышка! Можешь ты прочесть молитву?
– Попробую, только ты не бойся. Они нас не тронут. «Сон
мирный и безмятежный даруй нам… «
– Тсс!
– Ты что, Гек?
– Это люди! По крайней мере, один. У него голос Мэфа
Поттера.
– Да что ты?
– Уж я знаю. Смотри не шевелись. Где ему нас заметить!
Накачался небось, по обыкновению, старый пропойца!
– Ну ладно, я буду сидеть тихо. Застряли что-то. Никак не
найдут. Вот опять подходят. Вот теперь горячо. Холодно. Опять горячо. Ой,
обожгутся! Теперь правильно. Слушай, Гек, я и другой голос узнал, это индеец
Джо.
– Верно, он самый, чертов метис. Это будет похуже нечистой
силы, куда там! Чего это они затеяли?
Шепот замер, потому что трое мужчин дошли до могилы и стояли
теперь в нескольких шагах от того места, где прятались мальчики.
– Вот здесь, – сказал третий голос; человек поднял повыше
фонарь, и при его свете мальчики узнали молодого доктора Робинсона.
Поттер и индеец Джо везли тачку с веревками и лопатами. Они
сбросили груз на землю и начали раскапывать могилу. Доктор поставил фонарь в
головах могилы, подошел к трем вязам и сел на землю, прислонившись спиной к
стволу дерева. Он был так близко от мальчиков, что до него можно было
дотронуться рукой.
