В четверг, когда появилась первая фотография, Эдвард Тилбери должен был приехать в Брайтон поездом, чтобы потом добраться на автобусе до Арандела, маленького городка, в окрестностях которого они с Алисией сняли дом. Сегодня был день рождения Эдварда. Обычно же он приезжал в пятницу и оставался до понедельника. То, что он увидел и прочитал в газетах, безмерно удивило его, и ему не терпелось расспросить обо всем Алисию. Эдвард вышел из поезда в Брайтоне и пересел в автобус до Арандела, сильнее обычного заботясь о том, чтобы не привлекать к себе внимание. Но еще больше он был сбит с толку словами Алисии. Она сказала, что днем съездила на мотороллере в Литтлхемптон в Институт Красоты и остригла и покрасила волосы. А еще она приготовила праздничный торт с розовым мороженым и свечками. Он стоял на низком столике.
– С днем рождения, дорогой!.. Тебе нравится моя новая прическа? – спросила она весело, погладив его по голове.
– Нравится, очень нравится. Ты видела газеты? Алисия, дорогая, что ты собираешься делать?
– Конечно, видела. Погоди, пойду сделаю тебе что-нибудь выпить. У меня есть сюрприз к ужину. Надеюсь, ты не догадаешься по запаху.
Она ушла на кухню.
Только теперь Эдвард освободился от своего кожаного портфеля. Он привез с собой деле, чтобы ознакомиться с ним за эти дни, и был доволен, что большую часть работы ему удалось сделать в поезде. Он ожидал увидеть Алисию расстроенной и испуганной, и тогда бы попытался ее успокоить и убедить сообщить о себе родителям.
Алисия принесла виски Эдварду и себе, хотя было заметно, что до его прихода она уже выпила немало.
– Твое здоровье, дорогой.
Он посмотрел на ее рыжеватые волосы. Наверное, именно такой цвет и называют каштановым.
– Ты даже не поцелуешь меня?
Он поцеловал ее сперва в щеку, а потом в губы.
– Как твоя нога, дорогой?
– О, прекрасно, – ответил Эдвард чуть поморщившись.
В прошлое воскресенье на пляже он наступил на осколок стёкла. Ему хорошо обработали ранку, но все равно он немного прихрамывал и в своей конторе сказал, что наступил дома на кнопку.
– Ты, как я вижу, не хочешь открывать кому бы то ни было свое убежище?
– Нет, дорогой. Но хочу уехать отсюда. Ты слышал о таком месте как Ангмеринг? Это тоже на берегу моря… и ближе к Брайтону, если ехать на машине, – она улыбнулась.
– Но странно, что ты покрасила волосы именно сегодня. Алисия села на диван, обитый коричневым бархатом, и усадила Эдварда рядом с собой.
– Не нервничай, дорогой. Когда меня начнут искать, что они найдут, как ты думаешь? – Только это, – она потрогала свои волосы.
– Алисия, я не уверен, что ты поступаешь разумно. Я же, со своей стороны, не могу позволить втянуть себя в историю, в которой… из-за любовных дел водят за нос полицию…
– Для тебя важно только это?
– Но ты знаешь, что я хочу жениться на тебе, но, похоже, мы выбрали не самый подходящий для этого способ. Ты же не хочешь, чтобы я начал с того, что потерял работу? Ведь нет? – спросил он с нервным смешком. – Должен признаться, мне было очень неуютно, когда я сегодня сюда ехал.
– О, Эдвард, сейчас я постараюсь убедить тебя и придать тебе уверенности. Послушай, если мы завтра отсюда уедем, не волнуйся, я смогу сама перевезти те немногие вещи, которые у нас здесь есть, мы потеряем денег только за пять дней аренды вместо пятнадцати.
– Дело не в этом.
– Деньги всегда имеют значение. Я позвоню тебе завтра в контору и скажу, где остановилась…
– Дорогая, прошу тебя, не звони мне в контору, я тебе уже говорил об этом.
– Ладно. Я приеду за тобой на Брайтонский вокзал завтра в семь часов. Или, скажем, в половине седьмого.
Эдвард ничего не ответил, пытаясь сохранить спокойствие. Как ему казалось, Алисия совсем не думает о том, что говорит, или, вернее, не способна сделать то, о чем говорит, даже если и очень захочет. Она придаст ему храбрости? Она, которая так боялась всего, что даже уговорила его не приезжать в Брайтон на машине? Боялась быстрой езды и даже на мотороллере не могла ехать быстрее 25 километров час, а он с превеликим трудом убедил ее в том, что им нужен здесь мотороллер? А ведь у нее с девятнадцати лет были права, выписанные на имя Алисии Снизам. Эдвард сделал большой глоток виски и сказал:
– И сколько времени так будет продолжаться?
– О… может быть, еще несколько недель. Разве мы не счастливы, дорогой?
Она погладила его по руке.
– Мы были счастливы.
– И продолжаем быть.
Она наклонилась к нему, обняла вокруг шеи рукой и поцеловала.
Это был долгий и упоительный поцелуй. Эдвард расслабился. Да, наверное, они все еще счастливы. Алисия нравилась ему в постели больше всех других женщин, с которыми он спал до нее. Об этом Эдвард не забывал.
– Меня смущает полиция, – сказал он, когда поцелуй закончился.
– Но что мне, по-твоему, сделать? – Едва слышно спросила Алисия.
– Почему бы тебе вместо того, чтобы ехать завтра в Ангмеринг, не отправиться в Кент и не сказать родителям, что ты все это время жила в разных городках около Брайтона и занималась живописью? Извиниться за то, что до сих пор ничего не напивала им, сообщить, что собираешься развестись, а затем поехать и сказать то же самое Сиднею? А меня пока держать в стороне от всего этого.
Алисия почувствовала себя задетой. Эдвард явно не в восторге от ее планов.
– Но разве мы делаем что-то противозаконное? Эдвард усмехнулся.
– Нет, дорогая, но в данной ситуации хуже всего то, что сюда вмешалась полиция.
– Если я сделаю так, как ты говоришь, то не смогу ни видеться, ни быть с тобой целые месяцы.
Это было правдой, и Эдвард в растерянности замолчал.
XVI
В субботу 6-го августа полиция явилась к Сиднею и миссис Лилибэнкс. Пришел тот же молоденький полицейский и еще один человек, некий инспектор Брокуэй из Ипсвича. Это был высокий пятидесятилетний человек с ласковым голосом, но каждые пять минут он заходился в приступе кашля. В эту первую августовскую субботу Сиднею пришла в голову мысль, что Алисия тоже и совершенно сознательно играет свою роль в той воображаемой драме, в которой он убил ее. Она делает все, чтобы не выдать себя не только ему, но и всем остальным.
И в эту же субботу Сидней почувствовал в подтверждение своих мыслей, что инспектор Брокуэй относится к нему с крайней недоверчивостью. Это обстоятельство вызвало в нем некоторую нервозность и чувство вины. Но вместе с тем он был весьма уверен в себе, хотя бы и потому, что вовсе не убивал Алисии. И все же он умудрился выронить из рук чашку, когда наливал кофе на кухне (молоденький полицейский и инспектор от кофе отказались), и оба сыщика внимательно посмотрели на него из столовой. Он вдруг стал путаться в показаниях, начав с заявления, что посадил жену на поезд в Кэмпси Эш. Когда молодой полицейский поправил его, напомнив предыдущие показания, он спохватился и сказал, что это было в Ипсвиче.
