Морисси начал подчеркнуто вежливым тоном:
— Патрульный Духамель, повторю еще раз то, что вам известно. Вы имели причины испытывать неприязнь к Роважински: он обвинил вас в вымогательстве пятиста долларов за побег; когда его снова схватили, предъявили обвинение и освободили условно, он начал приставать к вашей подружке Мэрилин Кумз и написал ей анонимное письмо, всячески очерняя вас. В ту ночь, когда Роважински получил удар по голове и упал замертво в вестибюле дома на Бэрроу-стрит, неподалеку от Гудзон-стрит, вы находились по соседству, на Бэрроу-стрит. Вы и до того приходили к Роважински, явно не имея на то никаких других причин, кроме личной обиды, и с такой силой ударили его, что он свалился на пол. Единственное доказательство того, что вы провели всю ночь в доме на Макдугал, — ваше собственное заявление плюс заявление вашей подружки, Мэрилин Кумз. Она вполне могла ожидать, что вы подтвердите ее слова, не так ли? Это естественно. Мы даем вам еще шанс, патрульный Духамель: расскажите, что вы действительно делали той ночью. Так что вы можете сказать?
— Ничего. Я не собираюсь менять показания, — ответил Кларенс.
Кто-то принес кофе, ужасный кофе в мягких бумажных стаканчиках.
Пришел белокурый парень, который работал в кафе рядом с домом Мэрилин. Он кивнул Кларенсу и улыбнулся. На нем были расклешенные черные брюки и меховая куртка. Его зовут Тедди, вспомнил Кларенс.
— Теодор Хакензак, — представился он Морисси.
Морисси установил его место жительства, место работы, тот факт, что он знал Мэрилин Кумз, по крайней мере внешне, а также Кларенса Духамеля, тоже только внешне.
— Вы сказали... — Морисси, очевидно, уже допрашивал Тедди, и Тедди сказал, что не видел или не помнил, чтобы видел, как Кларенс выходил из дома Мэрилин вечером 3 ноября, во вторник, около 10.30, или в полночь, или в любое другое время. Он не видел также, как тот пришел к Мэрилин Кумз. Тедди держался уверенно и твердо стоял на своем.
— Вспомните, не видели ли вы Роважински в тот вечер или когда бы то ни было?
— Да, я говорил вам, что он приходил в наше кафе и расспрашивал, не живет ли в соседнем доме коп.
— Да. Помнится, мы с вами выяснили, что это было приблизительно двадцать восьмого октября, — подтвердил Морисси. — И что вы сказали ему?
— Я сказал, что не знаю, — ответил Тедди, заерзав на стуле: то ли его взволновал вопрос, то ли воспоминание о Роважински. — Почему я должен что-то ему говорить? Мне не понравился его вид.
— Но вы знали, что патрульный Духамель часто приходит в дом Мэрилин Кумз?
— Конечно. Я видел его поблизости.
— Как давно? Сколько времени он навещал мисс Кумз?
Тедди с удивлением покачал головой:
— Я же не шпионил за ними, в самом-то деле.
— Вы хорошо знаете мисс Кумз?
— Нет, — ответил Тедди.
— Насколько близко? Она ваша знакомая или как?
— Она просто соседка. Пару раз приходила за кофе. Мы здороваемся.
— Она никогда не говорила вам, что собирается выйти замуж за патрульного Духамеля?
Тедди энергично замотал головой:
— А зачем она стала бы говорить мне об этом?
— Или что она порвала теперь с этим человеком? — Он указал на Кларенса.
— Нет, — с тоской ответил Тедди. Он отвернулся от Кларенса и полез за сигаретами.
— Она порвала с ним. Есть у вас какие-то причины бояться патрульного Духамеля, Теодор? — спросил Морисси.
В голубых глазах Тедди отразилось недоумение, потом на его лице снова появилась улыбка.
— Обыск? Мне наплевать на наркоманов и торговцев наркотиками. Может, они и заходят. Я не вожу с ними компании. Если вы понимаете, о чем я. — Он добавил: — Я занят своим делом. Так что мне не нужна крыша. От копов или кого-то еще.
Морисси кивнул. Он снял пиджак и распустил галстук. В комнате было очень жарко.
— Разговаривали вы когда-нибудь наедине с патрульным Духамелем? С глазу на глаз?
Тедди и Морисси посмотрели друг на друга. Морисси все еще улыбался, но его улыбка была искусственной.
— Нет, — ответил Тедди. — Не припомню такого.
Кларенс понял: Морисси пытался заставить Тедди признаться, что он, Кларенс, брал у него взятки. Тогда он смог бы объявить, что Тедди поэтому боится давать против Кларенса показания. Однако Морисси так ничего и не вытянул из упорно молчавшего пария. Наконец Тедди позволили уйти.
— Вскоре появится мисс Кумз, — заметил Морисси и, взяв трубку, заказал сандвичи и кофе. — Э... четыре чашки, пожалуй.
Филипп Либович сидел на стуле, забытый всеми, как всегда, хмурился и ничего не понимал. На его лице застыло удивленное выражение.
Морисси повернулся к Либовичу и спросил:
— Видели вы, чтобы кто-то еще докучал Роважински, мистер Либович?
— Нет, я говорил вам. Только этот человек.
— Патрульный Духамель, посмотрим, выдержит ли испытание ваша легенда, когда придет ваша подружка. Мы знаем, что вы не говорите правды, так же как и она. Но вы же не захотите подвергнуть ее долгим неприятным расспросам, ведь так? Даже если она и порвала с вами?
Кларенс хотел спросить: кто сказал, что она порвала с ним? Но вовремя напомнил себе, что чем меньше он говорит, тем лучше, и что если он выйдет из себя, это погубит его.
— Она должна появиться с минуты на минуту, — повторил Морисси со своей неестественной улыбкой, которая теперь вызывала отвращение. — Вот бы вам сейчас и признаться... да, я выходил пройтись. Потом, возможно, вернулся на Макдугал. Но ведь вы выходили около полуночи и пристукнули этого человека, разве не так? Так почему не признать этого, Духамель, и избавиться от лишних неприятностей — от весьма неприятных вопросов? — Морисси взял сигарету и зажал ее в зубах.
Кларенс ощутил неприятный жар, слегка поежился и не сказал ни слова.
— Придет не только она. Ваш друг Эдуард Рейнолдс тоже появится. Сразу после мисс Кумз. — Морисси посмотрел на свои часы. — В половине четвертого.
— Прекрасно, — ответил Кларенс.
Но пробило два часа, а Мэрилин все еще не было. Наконец Либовича отпустили, причем Морисси его долго и фальшиво благодарил.
— Вы сказали детективу Фенуччи, что в тот вечер у вас не было с собой оружия, — заговорил Морисси, когда они с Кларенсом остались одни. — Мы полагаем, что оно у всех все же было. Мы полагаем, что вы ударили им Роважински. Это верно?
— Мой револьвер обследовали. Им ни разу не пользовались, — возразил Кларенс, чувствуя под ногами твердую почву... а если даже почва была довольно зыбкой, это сейчас выяснится.
— О, вы, конечно, его вымыли. Почему он оказался у вас дома, если вы не брали его с собой?
