Мортон-стрит шла параллельно Коммерс, шедшей к югу. Или Роважински пошел по Бэрроу-стрит? Коммерс резко сворачивала направо и переходила в Бэрроу-стрит. Кларенс помедлил у поворота, потом устремился по Бэрроу-стрит, которая не была освещена. Он услышал грохот мусорного бака, как будто кто-то налетел на него. Затем он увидел поляка или кого-то похожего. Бегущий силуэт мелькнул на фоне мерцавших вдали желтых огней Гудзон-стрит, широкой улицы, по которой мчался непрерывный поток машин. Нет, подумал Кларенс, на этот раз он так напугает Роважински, что тот никогда не осмелится близко подойти к Макдугал-стрит, — возможно, даже разобьет ему нос. Роважински исчез — видимо, нырнул в темный подъезд. Кларенс попытался понять, за какой дверью он скрылся, потому что все дома были похожи: небольшие особняки вплотную прилепились друг к другу.
В этот момент Кеннет плотно закрывал за собой липкую парадную дверь крошечного подъезда, пропахшего мочой. Света там не было, и, если коп не видел его, он спасен. Почему, черт возьми, коп так вышел из себя сегодня вечером? Кеннет присел на корточки, чтобы его не было видно сквозь стекло верхней половины двери. Кеннет заметил, как высокий парень вошел полчаса назад в дверь дома Мэрилин Кумз, но не был уверен, что это Думмель. Кеннет решил подождать, поскольку ему было интересно, действительно ли это ее дружок-полицейский. Кеннет ожидал, что скандал разразится раньше, в субботу или воскресенье, потому что девушка должна была получить его письмо в субботу, и он весь день в субботу наблюдал за ее домом (он был уверен, что его никто не заметил), но ничего интересного не произошло. Поскольку, несмотря на письмо, никто к нему не явился, Роважински был несколько разочарован. Однако можно было считать, что он одержал победу: скорее всего, эти люди просто боялись прийти к нему, а может, они хотят открыть настоящую охоту, а не просто явиться и отругать. Думмель, конечно, боялся навещать свою подружку, или же она дала ему отставку. Тогда сегодня вечером он объявится.
Кеннет услышал топот бегущего человека, и дверь широко распахнулась. Кулак копа обрушился на его голову.
Кларенс, ухватив маленького человека за грудки, без особых усилий поднял его на ноги. Шляпа Роважински свалилась, рот открылся, глаза выкатились из орбит, и он завопил.
«Зачем?» — хотел спросить Кларенс. Он оттолкнул поляка, и голова того стукнулась о стену. Кларенс вытащил револьвер. Он не собирался использовать его в качестве оружия, но, действуя им как булыжником, он ударил Роважински по голове.
Теряя сознание, Кеннет успел услышать, как голос его пресекся. Он вдруг провалился куда-то, обмяк, умалился. Как будто гора, каменная лавина обрушилась на него, так что он не мог пошевелиться. Но это сделал один человек. Это была последняя мысль Роважински. Он словно погрузился в сон, в кошмар.
Кларенс, поскользнувшись в луже крови, ударился о степу и чуть не упал. Пытаясь сохранить равновесие, он выронил револьвер и долго лихорадочно шарил в темноте по полу, как будто Роважински мог схватить его и убежать. Но Кларенс понимал, что поляк потерял сознание. Наконец он сумел открыть дверь, вышел на улицу и направился на запад, в сторону Гудзона.
Молодая женщина с шарфом на голове шла навстречу ему со стороны Гудзон-стрит; окинув его быстрым взглядом, она прошла мимо. Кларенс тяжело дышал. Сперва держал револьвер в правой руке, затем засунул его под пальто и положил в кобуру. В желтом свете фонарей на Гудзон-стрит он осмотрел свою правую руку и увидел на ней кровь. Неторопливо и бездумно, ощущая страшную усталость, он левой рукой стал искать носовой платок, нашел в заднем кармане брюк бумажную салфетку и вытер ею правую руку. В свете уличных фонарей кровь на бумаге казалась черной. Ее было немного. Три или четыре человека обогнали его. Кларенс не посмотрел на них и едва ли осознал их присутствие, его совершенно не заботило, что они подумали. Он направился к центру, все еще с трудом переводя дыхание, разминая свое тело, как человек, мышцы которого свела судорога.
Он шел по северной стороне Четырнадцатой улицы по направлению к Бродвею, потом свернул и, ни о чем не думая, смертельно усталый, пошел к своему дому.
Глава 17
Когда Кларенс проснулся, воспоминание о событиях прошедшего вечера оглушило его, и лишь с большим усилием он смог прийти в себя. Поляк, наверное, умер, подумал он. А если нет? Тогда он скажет, что коп Думмель напал на него и избил до полусмерти. Кларенс понимал, что набросился на Роважински, как психопат. Он ударил Роважински револьвером.
Кларенс увидел валявшуюся на стуле кобуру. Он взял в руки револьвер, думая, что надо включить радио и послушать новости: возможно, сообщат что-нибудь о Роважински. Но прежде всего надо осмотреть револьвер. На нем не было видно крови, но Кларенс, намочив в раковине полотенце, отжал его и старательно протер револьвер. Маленькое розовое пятно исчезло. Он открыл обойму, вынул пули, а затем вымыл и протер патронник, после чего вставил пули на место. Все это время он размышлял над вопросом, хватит ли у него сил отрицать, что он убил Роважински, если против него будет много улик. Наверное, это бессмысленно. Мысли мешались. Но все же ясно было, что нужно уничтожить пятна крови. Он вымыл ботинки, проверил также подошвы. Подойдя поближе к окну, внимательно осмотрел свое темно-коричневое твидовое пальто. Не заметил на нем никаких следов крови, ни спереди, ни на манжетах. Брюки. Он повесил их на вешалку, значит, они в шкафу. На синем фоне левой брючины он увидел более темную полоску около полутора дюймов длины. Потер ее влажной тряпкой. Материя приобрела розоватый оттенок. Кларенс положил пальто и брюки на стул возле двери. Их надо отнести в чистку. И пиджак, пожалуй, тоже. Он обследовал пиджак и не увидел никаких пятен ни спереди, ни на рукавах. Отдел по расследованию убийств может потребовать для изучения его одежду... всю его одежду, и Кларенс понимал, что, если под микроскопом обнаружат следы крови, это будет серьезной уликой для обвинения.
На правом манжете его белой рубашки было пятно двух дюймов длины. Он застирал рубашку в холодной воде, потер с минуту пятно щеткой для ногтей, и оно почти исчезло. Надо ли избавиться от рубашки? Если отдел по расследованию убийств допросит его сегодня, весьма вероятно, что они заглянут даже в мусор. Он потер манжет еще и решил отнести эту рубашку вместе с другими грязными рубашками и пижамой в прачечную на Второй авеню.
В десять часов утра в новостях не было ни слова о Роважински. Кто нашел его, без сознания или мертвым? Конечно, кто-то из жильцов дома, хотя странно, что никто не высунул носа, когда они подняли страшный шум в подъезде. Как долго он бил Роважински? Одну минуту? Две?
Нашли ли Роважински вчера ночью или сегодня утром... совсем недавно? Смог ли он подняться и дойти до своей квартиры на Мортон-стрит? Нет, подумал Кларенс, потому что тогда он немедленно завопил бы о том, что копа Думмеля надо отдать под суд. Роважински, должно быть, мертв. Кларенс почувствовал легкое недомогание. Открыл окно и стал бесцельно ходить по комнате, не в силах остановиться, потом принял душ, сварил кофе. Он хотел позвонить Мэрилин и не смог, как будто его парализовало и у него не было сил дотащиться до телефона. Да и нельзя звонить ей так рано. Он почувствовал, что ему хочется уйти из своей квартиры. Сегодня вечером не нужно идти на дежурство. Можно навестить родителей. Если ему будет там еще хуже, можно сказать, что он устал и хочет поспать дома. Или можно прогуляться в Асторию. Он набрал номер телефона родителей, и, к его удивлению, мать оказалась дома. Она была рада, что ему удастся выбраться к ним. Кларенс успокоил ее: конечно же у него есть ключ от дома, даже если ей придется выйти. Он придет до полудня.
