— Вы, конечно, не хотели бы, чтобы вытащили имя Бернарда — в том случае, если сумасшедший Притчард не уймется и от кого-нибудь его узнает.
— От кого? — спросила Цинтия. — От вас? Вы шутите?
— Нет! — Том понял, что она задала свой вопрос как угрозу. — Нет, — повторил он серьезно. — Фактически, совсем неважно... мне вдруг пришла в голову мысль, что произойдет, если имя Бернарда будет соединено с этой живописью? — Том прикусил нижнюю губу и взглянул на простую стеклянную пепельницу, которая напомнила ему такой же угнетающий разговор с Джанис Притчард в кафе, где пепельница была полна окурков, оставленных сидевшими до них посетителями.
— И что же? — Цинтия поставила на коленях сумочку и выпрямилась, собираясь уходить.
— То, что... Бернард со временем... в течение шести или семи лет? — пока он развивался и совершенствовался... стал Дерваттом.
— Вы мне не говорили об этом раньше? Или Джефф сказал мне то же самое? — На Цинтию это не произвело впечатления.
Том настаивал:
— Важнее вот что — не произойдет ли катастрофа, если обнаружится, что половина или даже больше продукции Дерватта принадлежит Бернарду Тафтсу? Разве его картины хуже? Я не говорю о ценности хороших подделок — в наши дни это не новость, скорее прихоть или даже новая индустрия. Я говорю о Бернарде как художнике, который развился от Дерватта — пошел дальше, я имею в виду.
Цинтия беспокойно пошевелилась, почти приподнялась.
— Вы, кажется, никогда не поймете — вы и Эд с Джеффом, — что Бернард был очень несчастен от того, чем он занимался. Это разлучило нас. Я... — Она покачала головой.
От стола за спиной у Тома снова донесся взрыв смеха. Как ему за полминуты доказать Цинтии, что Бернард не только любил, но и уважал свою работу, даже когда писал подделки? Как убедить Цинтию, что не было ничего позорного в том, что Бернард имитировал стиль Дерватта.
— У каждого художника своя судьба, — сказал Том. — У Бернарда своя. Я сделал все, что от меня зависело... чтобы он остался жив. Он был у меня дома, вы знаете, я разговаривал с ним — перед тем, как он поехал в Зальцбург. Бернард был в замешательстве, считал, что он изменяет Дерватту — каким-то образом. — Том облизнул губы и быстро выпил последний глоток из своего стакана. — Я сказал: «Очень хорошо, Бернард, брось подделки, но встряхнись, преодолей депрессию». Я надеялся, что он снова поговорит с вами, что вы оба снова будете вместе... — Том остановился.
Цинтия смотрела на него, приоткрыв рот.
— Том, вы самый злой человек, какого я когда-либо встречала. Или вы считаете, что это вызывает симпатию? Возможно, считаете.
— Нет. — Том встал, потому что Цинтия поднялась со стула, закидывая ремень сумочки на плечо.
Том следовал за ней, понимая, что она предпочла бы распрощаться с ним как можно скорее. Он знал (по адресу из телефонного справочника), что она может дойти пешком отсюда до своей квартиры, и был уверен, что она не захочет, чтобы он провожал ее до дома Том чувствовал, что она живет одна.
— До свидания, Том. Спасибо за угощение, — сказала Цинтия, когда они вышли.
— Не стоит, — ответил Том.
Он остался один на Кингс-роуд. Том обернулся и снова увидел высокую фигуру Цинтии в бежевом свитере, мелькающую за спинами прохожих. Почему он не задал ей больше вопросов? Что она имела в виду, когда утверждала, что не подстрекала Притчарда? Почему он не спросил ее прямо, есть ли у нее телефон Притчардов? Потому что Цинтия не ответила бы ему, подумал Том. Или Цинтия все-таки встречалась с миссис Мёрчисон?
13
Через несколько минут безуспешных попыток Том поймал такси. Он попросил водителя доставить его в район Ковент-Гарден и назвал адрес Эда. На часах было семь двадцать две. Перед его глазами мелькали то вывеска магазина под плоской крышей, то голубь, то такса на поводке, пересекающая Кингс-роуд. Таксист повернул и поехал в другом направлении. Том думал: если бы он спросил Цинтию, встречалась ли она с Притчардом, она могла бы ответить со своей кошачьей улыбкой: «Конечно нет. Зачем мне это надо?»
И это могло означать, что такой тип, как Притчард, действует по собственной инициативе, хотя она и предоставила ему кое-какие сведения, и потому он решил возненавидеть Тома Рипли.
Когда Том прибыл, ему приятно было обнаружить, что оба его приятеля на месте.
— Как прошел день? — спросил Эд. — Чем ты занимался? Кроме того, что купил мне этот красивый халат. Я показал его Джеффу.
Они расположились в рабочей комнате Эда, где стояли стол и пишущая машинка, а также телефон.
— Ну, я... сегодня утром заглянул в Бакмастерскую галерею, поговорил с Ником. Он мне все больше нравится.
— Он неплохой парень, — сказал Эд, скорее механически, в своей английской манере.
— Прежде всего, Эд, нет ли для меня какого-нибудь сообщения? Я дал твой номер Элоизе, ты ведь знаешь.
— Нет, я проверил полпятого, как только пришел. Позвони Элоизе сейчас, если хочешь...
Том улыбнулся.
— В Касабланку? В этот час?
Но Том немного беспокоился, думая о Мекнесе или, возможно, Марракеше, удаленных от моря городах, которые вызывали в его воображении видения пустыни, далеких горизонтов, верблюдов, легко шагающих по песку. В то же время, как считал Том, в пустыне людей одолевает слабость, которая вызвана неотвратимой силой зыбучих песков. Том прищурился.
— Я, может, позвоню ей поздно вечером, если ты не возражаешь, Эд.
— Мой дом — твой дом! — сказал Эд. — Хочешь джина с тоником, Том?
— Чуть позже, спасибо. Я виделся с Цинтией сегодня. — Том заметил, с каким вниманием посмотрел на него Джефф.
— Где? И каким образом?
Джефф при последнем вопросе засмеялся.
— Стоял и ждал у двери ее офиса. В шесть часов, — сказал Том. — С большим трудом мне удалось уговорить ее зайти со мной в ближайший паб.
— Вот как! — произнес пораженный Эд.
Том уселся в кресло, на которое Эд жестом указал ему. Джефф удобно устроился на диване с изогнутой спинкой.
— Она не изменилась. Одета мрачновато. Но...
— Расслабься, Том, — сказал Эд. — Я сейчас вернусь. — Он вышел в кухню и действительно тут же вернулся с джином без льда и ломтиком лимона.
Тем временем Джефф спросил:
— Как ты думаешь, она вышла замуж? — Джефф говорил серьезно, но у него был такой вид, словно он понимал, что, если бы Том задал такой вопрос Цинтии, она не ответила бы ни «да», ни «нет».
— У меня такое чувство, что нет. Просто интуиция, — ответил Том и взял протянутый Эдом стакан. — Спасибо, Эд. Что ж, похоже, это теперь только моя проблема. А не ваша, Бакмастерской галереи и Дерватта. — Том поднял стакан: — Будем здоровы.