— Валяй, Том, — сказал Эд. — Хочешь, мы выйдем?
— Не обязательно. На этот раз во Францию. Эд и Джефф все равно ушли в кухню.
Том набрал номер Бель-Омбр, где сейчас еще была половина десятого.
— Алло, мадам Аннет?
Звук голоса мадам Аннет воскресил в памяти холл и знакомый столик на кухне, где стоял телефон.
— О, мсье Том! Я не знала, где вас искать! У меня плохие новости. М-м...
— Неужели? — переспросил Том, нахмурившись.
— Мадам Элоиза! Ее похитили!
У Тома перехватило дыхание.
— Не может быть! Кто вам это сказал?
— Мужчина с американским акцентом! Он позвонил сегодня около четырех. Я не знала, что делать. Он сказал об этом и повесил трубку. Я говорила с мадам Женевьевой. Она сказала, а что полиция может сделать? Она мне посоветовала: позвоните в Танжер, позвоните мсье Тому, но я не знала, как вас найти.
Том плотно прикрыл глаза, слушая мадам Аннет. Том думал: Притчард солгал, на самом деле он уехал из Танжера, по крайней мере, не вместе с женой, и решил доставить Тому еще больше неприятностей. Том глубоко вздохнул и попытался связно донести свою мысль до мадам Аннет.
— Мадам Аннет, я думаю, это обман. Пожалуйста, не беспокойтесь. Мы с мадам Элоизой переехали в другой отель. Кажется, я говорил вам об этом. Сейчас мадам в отеле «Рембрандт», но вы не беспокойтесь об этом, я позвоню жене вечером и готов поспорить, что она еще там. — Том рассмеялся. Он действительно рассмеялся. — С американским акцентом! — произнес Том презрительно. — Это ведь был не какой-нибудь северный африканец, мадам, или полицейский из Танжера, которые могли бы дать верную информацию, так ведь?
Мадам Аннет вынуждена была согласиться.
— Как погода? Здесь идет дождь.
— Мсье Том, вы позвоните мне, когда узнаете, где мадам Элоиза?
— Сегодня вечером? Д-да. — Он добавил спокойно. — Я надеюсь, мне удастся с ней сегодня поговорить, а потом я перезвоню вам.
— В любое время, мсье! Я закрыла все двери и большие ворота.
— Отлично, мадам Аннет.
Повесив трубку, Том произнес: «Ничего себе!» Он сунул руки в карманы и направился к друзьям, которые в это время с напитками сидели в библиотеке.
— У меня новости, — сказал Том, наслаждаясь возможностью поделиться с кем-то плохими новостями, а не молчать, как ему обычно приходилось делать. — Экономка сказала мне, что мою жену похитили в Танжере.
Джефф нахмурился.
— Похитили? Ты шутишь?
— Мужчина с американским акцентом позвонил мне домой, сказал об этом мадам Аннет и повесил трубку. Я чувствую, что это ложь. Это очень похоже на Притчарда — сделать все возможное, чтобы испортить людям жизнь.
— Что ты собираешься делать? — спросил Эд. — Позвонишь ей в гостиницу и узнаешь, на месте ли она?
— Точно. — Том между тем закурил сигарету, ощущая в течение нескольких минут приступ ненависти к Дэвиду Притчарду, ненавидя каждую унцию его тела, даже его очки с круглыми стеклами и вульгарные наручные часы. — Да, я позвоню в «Рембрандт». Моя жена обычно возвращается в номер около шести или семи, чтобы переодеться к вечеру. В отеле, по крайней мере, мне сообщат, если она там.
— Конечно, звони, Том, — сказал Эд.
Том вернулся к телефону, стоявшему возле пишущей машинки Эда, и вытащил записную книжку из внутреннего кармана пиджака. Там он нашел телефон «Рембрандта» и код Танжера. Кажется, кто-то говорил, что лучшее время звонить в Танжер — три часа пополудни. Том решил попробовать позвонить сейчас и принялся внимательно набирать номер.
Молчание. Затем звонок, три коротких звонка, которые давали надежду на соединение. Затем снова молчание.
Том предпринял попытку связаться с оператором, попросил дозвониться до Танжера, а потом перезвонить по номеру Эда. Телефонистка попросила его повесить трубку. Она снова позвонила через несколько минут и сказала, что пытается соединиться с Танжером. Лондонская телефонистка отпускала резкие раздраженные реплики в адрес кого-то, чей голос Том едва слышал, но ей также не улыбнулась удача.
— Можно попробовать еще раз попозже вечером, сэр.
Том поблагодарил.
— Нет, — ответил он на ее вопрос. — Мне нужно идти. Я сам позвоню позже.
Затем он вернулся в библиотеку, где Эд и Джефф заканчивали стелить ему постель.
— Неудачно, — сказал Том. — Мне не удалось дозвониться. Я слышал, что с Танжером это сложно. Давайте выйдем и поедим где-нибудь, а пока забудем об этом.
— Отвратительно, — произнес Джефф, выпрямляясь. — Я слышал, ты сказал, что позвонишь позже.
— Да. В любом случае я вам благодарен за постель. Сегодня вечером она будет как нельзя кстати.
Спустя несколько минут они, прикрывшись двумя зонтами, уже шагали под моросящим дождем, направляясь к пабу-ресторану, который рекомендовал Эд. Паб находился поблизости; его интерьер был выдержан в традиционном стиле: коричневые балки на потолке и столики, разделенные деревянными перегородками. Они сели за стол, который Том выбрал, поскольку оттуда просматривалось все помещение. Он заказал ростбиф и йоркширский пудинг, как в старые добрые времена.
Том спросил Джеффа, чем он занимается. Джефф не имел постоянного места работы. По его словам, ему больше нравилось проектировать «художественные интерьеры с людьми или без». Он имел в виду интересные интерьеры внутри дома, иногда с домашними животными или растениями. Но ради денег ему приходилось заниматься промышленным дизайном, например разработкой внешнего вида электрических утюгов.
— Или недостроенных загородных домов, — продолжал Джефф. — Мне приходится их фотографировать, иногда при такой погоде, как сегодня.
— Вы с Эдом часто встречаетесь? — спросил Том.
Оба его приятеля улыбнулись и переглянулись. Эд начал первым:
— Я бы не сказал, да, Джефф? Но если кому-то из нас нужно — мы встречаемся.
Том вспомнил прошлое, те времена, когда Джефф делал великолепные фотографии с картин Дерватта (с подлинников), а Эд Банбери писал статьи о Дерватте, расхваливая его живопись, расчетливо роняя слово там, слово здесь, чтобы бросить публике пробный шар в надежде вызвать ее интерес. Как они и рассчитывали, колесо закрутилось. Дерватт стал живой легендой, он продолжал жить в Мексике, но был затворником, отказывался давать интервью, отказывался даже назвать деревню, где жил, хотя было известно, что это где-то возле Веракруз, откуда он по морю переправлял свои картины в Лондон. Бывшие собственники Бакмастерской галереи продавали их без особого успеха, потому что не старались его продвинуть. Джеффу и Эду это удалось только после того, как Дерватт уехал в Грецию и покончил с собой. Они все знали Дерватта (все, кроме Тома, как ни странно, хотя Тому иногда казалось, будто и он его знал). Дерватт был хорошим интересным художником, даже когда жил на грани нищеты в Лондоне и искал знакомства с Джеффом, Эдом, Цинтией и Бернардом. Дерватт был родом из какого-то мрачного северного промышленного города. Том забыл откуда. Это город упоминался в хвалебных статьях, насколько помнилось Тому. Забавно. Но разве Ван Гог страдал от отсутствия раскрутки? Кто продвигал Винсента? Никто, может быть только Тео.
