Однако кофе в этот час не подавали, и Том заказал вместо этого сливовицу. Бернарда в зале не было. На вращающихся подставках висели газеты на нескольких языках. Том полистал лондонский “Таймс” и парижскую “Геральд Трибюн”. Он не нашел в них ничего ни о Бернарде (впрочем, в “Геральд Трибюн” о нем ничего и не могло быть), ни о Томасе Мёрчисоне или путешествии его жены по Англии и Франции. Это было хорошо.
Покинув кафе, Том опять перешел речку по Штаатсбрюкке и направился по главной из ведущих от моста улиц, Линцергассе. Был уже десятый час. Если Бернард в Зальцбурге, подумал Том, то он наверняка остановился в какой-нибудь гостинице с умеренными ценами на этом берегу реки. Скорее всего, он здесь уже дня два или три. Том осмотрел витрины с охотничьими ножами, соковыжималками и электробритвами, а также те, где красовались тирольские костюмы – белые рубашки с кружевными гофрированными воротниками и манжетами, широкие юбки в сборку. Все магазины были закрыты на ночь. Том заглянул и в более узкие улицы – собственно, их и улицами-то нельзя было назвать, – так, неосвещенные закоулки с рядами запертых дверей по обеим сторонам. К десяти часам Том проголодался и зашел в ресторан чуть правее и выше Линцергассе. После этого он другим путем вернулся в кафе “Томазелли”, намереваясь посидеть тут с часок. Дом, в котором родился Моцарт, находился тоже на Гетрайдегассе, где был его отель. Возможно, Бернард, если он вообще в Зальцбурге, часто навещает этот район. Том отпустил себе на поиски двадцать четыре часа.
В “Томазелли” ему не повезло. Посетители были, похоже, исключительно местными – зальцбургские семейства, поедавшие торт огромными кусками и запивавшие его кофе со сливками или розовым малиновым соком. Газеты Тому наскучили, он был раздражен, так как ему не терпелось найти Бернарда, а это никак не удавалось, и сердит, потому что устал. Он вернулся в отель.
Утром, в половине десятого, Том был уже на правом берегу, в более современной половине Зальцбурга. Он стал ходить по городу зигзагами, останавливаясь время от времени, чтобы поглазеть на витрины. Затем он направился обратно с намерением зайти в Музей Моцарта возле отеля. По Драйфальтихкайт и Линцергассе он спустился к реке и, ступив на Штаатсбрюкке, увидел Бернарда, собиравшегося сойти с моста на другой стороне улицы.
Бернард брел повесив голову, и свернувший с моста автомобиль едва не сбил его. Том хотел перейти дорогу, но его задержал нескончаемый поток машин. Однако это было не страшно, так как Бернарда он по-прежнему хорошо видел. Плащ Бернарда стал еще грязнее, пояс свисал с одной из петель почти до земли. Его можно было принять чуть ли не за бродягу. Наконец Том перешел улицу и последовал за Бернардом, держась футах в тридцати позади. Он был готов в любой момент рвануться вперед, если Бернард свернет за угол, – он мог тут же зайти в какой-нибудь маленький отель, а вдруг на улице их несколько?
– Куда торопишься так рано? – спросил по-английски женский голос у него над ухом. Отшатнувшись, Том увидел размалеванную блондинку, стоявшую в дверях дома. Он ускорил шаги. Господи, неужели у него настолько пропащий вид? Или, может быть, он выглядит малость тронутым в этом зеленом плаще? В десять утра!
Бернард продолжал свой путь по Линцергассе. Затем он пересек улицу и зашел в один из домов. Над дверью была табличка “Zimmer und Pension”
[74]
. Том остановился на противоположной стороне. Невзрачное место. Называлось оно “Der Blaue
[75]
что-то” – что именно, он не мог разобрать, надпись на вывеске стерлась. Теперь Том знал, где остановился Бернард. И ведь он угадал – Бернард был в Зальцбурге! Том похвалил себя за сообразительность. А может быть, Бернард зашел сюда впервые в поисках комнаты?
Но прошло несколько минут, а Бернард не появлялся, так что, видимо, жил здесь, – да к тому же с ним не было его рюкзака. Том стал ждать, что было весьма скучно и утомительно, поскольку поблизости не имелось никакого кафе, откуда можно было бы наблюдать за входом в гостиницу. И в то же время надо было где-то спрятаться, чтобы Бернард не заметил его, выглянув из окна. Правда, людям, которые выглядели, как Бернард, комнаты с видом из окна обычно не доставались. Тем не менее Том нашел укрытие, где и прождал почти до одиннадцати.
Наконец, Бернард вышел, побритый и причесанный, и решительно повернул направо, как человек, у которого есть определенная цель.
Том осторожно последовал за ним, закурив “Голуаз”. Бернард опять пересек реку по главному мосту и, пройдя тем же путем, что и Том накануне вечером, свернул направо на Гетрайдегассе. Заходя в Музей Моцарта, Бернард на мгновение продемонстрировал свой четкий, довольно красивый профиль, рот с плотно сжатыми губами и затененную впадину на оливковой щеке. Его армейские ботинки совсем прохудились. Входная плата в музей составляла двенадцать шиллингов. Подняв воротник плаща, Том зашел внутрь. Касса находилась на верхней площадке, до которой надо было подняться по лестнице на один пролет.
Здесь же имелись стеклянные витрины, заполненные нотными рукописями и оперными программками. Том заглянул в первый, главный зал музея, но Бернарда там не было – по-видимому, он поднялся этажом выше, где, помнил Том, находились жилые комнаты семьи композитора. Он тоже проследовал на второй этаж.
Бернард стоял склонившись над клавикордами Моцарта. Стеклянный колпак оберегал клавиатуру от тех, кому вздумалось бы нажать на клавишу. Интересно, сколько раз Бернард уже стоял здесь вот так?
По залам музея бродило человек пять-шесть, не больше – по крайней мере, на этом этаже, – так что надо было соблюдать осторожность. Один раз Бернард едва не заметил Тома, и ему пришлось выскочить в соседний зал. Том полагал, что наблюдает за Бернардом в первую очередь для того, чтобы понять его умонастроение. А может быть – Том старался быть честным с самим собой, – его просто забавляло исподтишка наблюдать за своим знакомым, переживающим душевный разлад?
Бернард опять вышел на лестницу и поднялся на самый верхний этаж. Том проследовал за ним. Здесь тоже имелись стеклянные витрины. (В зале с клавикордами было место, где когда-то стояла колыбель Моцарта, – об этом говорила табличка в углу. Жаль, что они не поставили там хотя бы копию.) Лестница была огорожена ажурными металлическими перилами. В стене тут и там были проделаны окна, и Том, всегда относившийся к Моцарту с пиететом, гадал, в какое из этих окон любили выглядывать родные композитора. Наверняка не в это, где взгляд утыкался в карниз соседнего здания. Миниатюрные макеты декораций к операм “Идоменей” ad infinitum
[76]
и “Все они таковы” были неинтересны и выполнены довольно топорно, но Бернард внимательно рассмотрел их.
Неожиданно Бернард повернул голову в сторону Тома. Том застыл на месте. Какой-то миг они остолбенело смотрели друг на друга. Затем Том сделал шаг назад и скрылся за углом, в соседнем зале. Он перевел дух. Момент был довольно любопытный, потому что на лице Бернарда…
