– Может, тот парень, с которым ты говорил, сам накачался наркотиками?
– Ты в последние время такой осторожный, аж противно, – рассмеялся Том. – Куда девалась твоя решительность? Похоже, просто мне не веришь. Пошли, покажу того человека. Он ждет меня у Джордже. Его зовут Карло.
Дикки не двинулся с места.
– Тот, кто предлагает такую работенку, никогда не станет раскрывать все карты. Возможно, им и в самом деле нужно отправить парочку бандюг из Триеста в Париж, но я не понимаю зачем.
– Хочешь, пойдем вместе, поговорим с ним. Если ты мне не веришь, хоть поглядишь на него.
– Само собой. – Дикки вдруг встал. – Я даже считаю это своим долгом, раз мне предлагают сто тысяч лир.
Прежде чем выйти из мастерской вслед за Томом, Дикки закрыл томик стихов, лежавший переплетом вверх на кушетке. У Мардж было много стихотворных сборников. В последнее время Дикки пристрастился к их чтению.
Тот человек сидел за столиком в углу бара Джордже, там же, где его оставил Том. Том улыбнулся и кивнул:
– Привет, Карло! Posso sedermi?
[7]
– Si, si
[8]
, – ответил итальянец, указав на стулья вокруг столика.
– Это мой приятель, – старательно выговорил Том по-итальянски. – Он хочет знать, с работой все в порядке? Все точно насчет этой поездки по железной дороге?
Том наблюдал, как итальянец смерил взглядом Дикки с головы до ног, и молниеносно раскусил его. Это было просто поразительно: темные, жесткие, как мозоли, глаза итальянца не выразили ничего, кроме вежливого интереса, но за долю секунды он, казалось, сумел вобрать в себя оценить подозрительное, несмотря на легкую улыбку, выражение лица Дикки, его загар, какой можно приобрести, лишь лежа месяцами на пляже, его поношенные тряпки итальянского производства и американские кольца.
Улыбка раздвинула бесцветные вялые губы итальянца, и он глянул на Тома.
– Allora?
[9]
– поторопил с ответом сгоравший от нетерпения Том.
Итальянец поднял рюмку сладкого мартини и выпил.
– С работой-то все точно. Только, думаю, твой дружок для нее не годится.
Том посмотрел на Дикки. Тот наблюдал за итальянцем настороженно, с тою же неопределенной улыбкой, которая вдруг показалась Тому презрительной.
– Ну ладно. По крайней мере, ты убедился, что я тебе не соврал, – сказал Том.
Дикки хмыкнул, все еще уставившись на незнакомца, как будто перед ним было вызывавшее любопытство животное, которое он мог бы и убить, если б принял такое решение.
Дикки мог свободно поговорить с Карло по-итальянски, но не произнес ни слова. Три недели назад, подумал Том, Дикки подхватил бы эту идею. Он бы не сидел тут словно провокатор или полицейский сыщик в ожидании подкрепления, чтобы арестовать Карло.
– Ну, – сказал наконец Том, – так ты мне веришь?
Дикки глянул на него:
– Насчет работы? Почем мне знать?
Том выжидательно посмотрел на итальянца.
Тот пожал плечами.
– По-моему, говорить больше не о чем, – сказал он по-итальянски.
– Не о чем, – согласился Том.
Его трясло от ярости. Черт бы побрал этого Дикки! А тот переводил взгляд с грязных ногтей итальянца на грязный воротник его рубашки, на темное некрасивое лицо, свежевыбритое, по давно не мытое: места, где только что была щетина, гораздо светлее, чем кожа над и под ними. Но в темных, холодно-благожелательных глазах итальянца было больше силы, чем в глазах Дикки. А Том, наглухо запертый в самом себе, не сумел бы выразить того, что хочет, по-итальянски, хотя ему было что сказать и Дикки и Карло.
– Niente, grazie
[10]
, Берто, – спокойно сказал Дикки официанту, который подошел принять заказ. Он посмотрел на Тома: – Пошли?
Том вскочил так резко, что его стул опрокинулся. Он поднял его и кивком попрощался с итальянцем. Чувствуя себя обязанным извиниться перед ним, он был не в состоянии произнести даже обычные слова прощания. Итальянец тоже кивнул и улыбнулся. Следом за Дикки, за его длинными ногами в белых брюках, Том вышел из бара. На улице Том сказал:
– Я хотел, чтобы ты, по крайней мере, убедился: я тебе не врал. Надеюсь, убедился.
– Правильно, ты мне не врал, – сказал Дикки улыбаясь. – Скажи, что с тобой случилось?
– Нет, это ты скажи, что с тобой случилось, – набросился на него Том.
– Этот человек – проходимец. Ты это хотел от меня услышать? Ну вот, пожалуйста!
– И ты считаешь это достаточным, чтобы задирать перед ним нос? Что плохого он сделал лично тебе?
– А по-твоему, я должен ему в ножки поклониться? Я навидался всяких проходимцев. Этот городок кишмя кишит ими. – Дикки нахмурил свои светлые брови. – Нет, ты скажи, черт побери, что с тобой случилось? Ты хочешь принять это дурацкое предложение? Успеха тебе!
– Теперь уж не смогу, даже если б захотел. Ты все испортил.
Дикки остановился посреди дороги, посмотрел на Тома. Они спорили так громко, что редкие прохожие оглядывались на них.
– Получилось бы забавное приключение, – сказал Том, – по ты предпочел посмотреть с другой стороны. Месяц назад, когда мы ездили в Рим, ты сам считал что-то в этом роде забавным приключением.
– Ой, нет. – Дикки покачал головой. – Ты что-то путаешь.
Для Тома было мучительным и крушение его планов, II неспособность выразить свои мысли и чувства. Мучительно было и то, что на них оглядывались. Том заставил себя продолжить путь. Сначала шел напряженными мелкими шажками, пока не удостоверился, что Дикки идет вместе с ним. Лицо у Дикки было озадаченное и недоумевающее, а озадачен он был его, Тома, отношением к происшедшему. Том жаждал объясниться, жаждал пробиться к сознанию Дикки так, чтобы тот понял его и они снова стали бы чувствовать одинаково. Месяц назад они с Дикки чувствовали одинаково.
– Ты все испортил, – повторил Том. – Незачем было вести себя так. Этот парень не сделал тебе ничего плохого.
– По виду он настоящий проходимец, – возразил Дикки. – Если он тебе так нравится, ради бога, вернись к нему! Ты вовсе не обязан поступать так, как поступаю я.
Теперь остановился Том. Ему вдруг захотелось и вправду вернуться, необязательно к итальянцу. Главное – расстаться с Дикки. Потом напряжение внезапно отпустило. Плечи, заныв, расслабились, он часто задышал ртом. Сейчас он скажет:
“Ладно, Дикки, все в порядке” – помирится с ним, заставит его забыть эту историю. Но слова застряли в горле. Том не мог оторвать взгляда от голубых глаз Дикки под все еще нахмуренными, выгоревшими до белизны бровями. Глаза были блестящими и ничего не выражали. Просто два маленьких кусочка голубого студня с черной точкой посредине. Равнодушные, не выказывающие никакого отношения к нему, Тому. Говорят, глаза – зеркало души, в них отражается любовь. Только через глаза можно заглянуть в душу человека и увидеть, что на самом деле в ней происходит. А в глазах Дикки Том увидел сейчас не больше, чем если бы взглянул на жесткую, бесчувственную поверхность зеркала. У Тома заныло в груди, и он закрыл лицо руками. Как будто кто-то вдруг похитил у него Дикки.
