– Должен сказать тебе еще кое-что, – проговорил он с улыбкой. – Твой отец специально прислал меня сюда, чтобы я уговорил тебя вернуться домой.
– В каком смысле? – Дикки нахмурился. – Оплатил тебе дорогу?
– Да.
Это была последняя возможность: сейчас он либо позабавит Дикки, либо оттолкнет его. Сейчас Дикки или расхохочется, или выйдет, возмущенно хлопнув дверью. Но вот появилась улыбка, рот Дикки растянулся до ушей. Старая улыбка, запомнившаяся Тому.
– Оплатил тебе дорогу! Ну, знаешь ли… На такую, значит, пошел крайнюю меру?
Дикки снова закрыл дверь и остался в номере.
– Он подошел ко мне в одном баре в Нью-Йорке, – сказал Том. – Я говорил ему, дескать, я совсем не так уж близко с тобой знаком, но он настаивал, что, если я поеду в Европу, это может помочь. Я сказал, мол, попытаюсь.
– А как он вышел на тебя?
– Через Шриверов. Я с ними почти не знаком, но тем не менее… Я, дескать, твой приятель и могу на тебя хорошо повлиять.
Они оба рассмеялись.
– Не думай, я не собираюсь обирать твоего отца, – сказал Том. – Найду работу в Европе и со временем верну ему проездные. Он оплатил билет туда и обратно.
– Пусть это тебя не волнует! Он запишет эти деньги на счет расходов фирмы. Воображаю, как папаша подходит к тебе в баре! Что это был за бар?
– “У Рауля”. Точнее, он увидел меня в “Зеленой клетке” и оттуда шел за мной.
Том хотел прочитать на лице Дикки, говорит ли ему что-нибудь название “Зеленая клетка”, ведь бар очень популярный. Но нет. Судя по лицу Дикки, это название ему ничего не говорило.
Они спустились выпить в гостиничный бар. Выпили за здоровье Герберта Ричарда Гринлифа.
– Да, ведь сегодня воскресенье, – вспомнил Дикки. – Мардж была в церкви. Пошли к нам на ленч. По воскресеньям у нас всегда цыпленок. Ты же знаешь, старая американская традиция – есть но воскресеньям цыпленка.
Дикки предложил зайти за Мардж – вдруг она еще дома. Они взобрались на несколько крутых ступенек, ведущих от шоссе, пересекли часть чужого сада и вновь поднялись по крутым ступенькам. Дом у Мардж был замызганный, одноэтажный, выходивший в запущенный сад. Вдоль тропки, ведущей к двери, в беспорядке валялись два ведра и поливальный шланг, а на присутствие женщины указывал томатного цвета купальник, вывешенный сушиться. Через открытое окно Том увидел заваленный бумагами стол с пишущей машинкой.
– Привет, – сказала Мардж, открывая дверь. – Здравствуйте, Том! Где вы пропадали все это время?
Она предложила им выпить, но оказалось, что джипа у нее в бутылке на донышке.
– Не важно, сейчас все равно пойдем ко мне, – сказал Дикки. Он расхаживал по комнате, служившей Мардж и гостиной и спальней, с таким хозяйским видом, будто и сам наполовину живет здесь. Наклонился над цветочным горшком, в котором росло какое-то крошечное растеньице, нежно тронул пальцем его листик. – Сейчас Том тебя рассмешит, – сказал он. – Расскажи ей, Том.
Том набрал воздуху в легкие и заговорил. Он сумел рассказать эту историю очень смешно, и Мардж хохотала так, будто в жизни не слышала ничего более забавного.
– Когда я увидел, что он входит к “Раулю”, я был готов спастись бегством через туалет!
Том молол языком, не напрягаясь, и одновременно думал о том, как высоко поднялись его акции у Дикки и Мардж. Это было видно по их лицам.
Дорога к дому Дикки и вполовину не показалась такой длинной, как в первый раз. Восхитительный запах жареного цыпленка долетел до террасы. Дикки приготовил коктейли. Том принял душ, потом Дикки принял душ и, выйдя на террасу, налил себе коктейль, в точности как в прошлый раз, по атмосфера была совершенно другой.
Дикки сел в плетеное кресло, перекинув ноги через подлокотник.
– Расскажи еще что-нибудь, – сказал он, улыбаясь. – Чем ты вообще-то занимаешься? Говорил, хочешь найти работу?
– А что, ты можешь предложить мне работу?
– Не то чтобы…
– Я могу делать многое. Утюжить мужские костюмы, сидеть с детьми, вести бухгалтерские книги. У меня непризнанный талант ко всяческой цифири. Как бы ни надрался, ни один официант не обсчитает. Умею подделывать подписи, водить вертолет, играть в кости, изображать кого угодно, стряпать… Могу устроить “театр одного актера” в ночном клубе, если штатный затейник болен. Хватит или продолжить? – Том, подавшись вперед, загибал пальцы, перечисляя свои таланты. Он мог и продолжить.
– Что за “театр одного актера”?
– А вот, – Том вскочил, – вот, например. – Он принял позу: уперся рукой в бок, выставил вперед ногу. – Леди Ослиц опробует американскую подземку. В Лондоне она в метро ни ногой, но теперь хочет привезти домой как можно больше американских впечатлений.
Том разыграл целую пантомиму: показал, как дама ищет монетку, но оказывается, что она не пролезает в щель автомата, дама покупает жетон, запутывается в поисках нужной лестницы. Показал смятение и страх, в которые приводят леди шум и сама долгая поездка без остановки, и как она снова запутывается в поисках выхода (в этом месте на террасу вышла Мардж, и Дикки сказал, что это, дескать, англичанка в подземке, по Мардж, похоже, не поняла и спросила: “Что-что?”), проходит в дверь, которая, несомненно, ведет в мужской туалет, судя по тому, как ее всю передергивает от ужаса, когда натыкается то на одно, то на другое. Ужас все нарастает, и дело заканчивается обмороком. Том изящно упал в обморок на диван-качалку.
– Блеск! – завопил Дикки и захлопал в ладоши.
Мардж не смеялась. Она, казалось, была озадачена. Ни Том, ни Дикки не потрудились объяснить ей, в чем соль. Том подумал: скорее всего, юмор такого сорта все равно не в ее вкусе.
Том отхлебнул мартини, очень довольный собой.
– Вам я как-нибудь покажу что-нибудь другое, – сказал он, обращаясь к Мардж, но на самом деле хотел дать понять Дикки, что у него есть и еще кое-что в запасе.
– Ленч готов? – спросил Дикки у Мардж. – Я умираю с голоду.
– Чертовы артишоки еще сырые. Ты же знаешь свою печку. – Она улыбнулась Тому. – Дикки любит все старомодное, разумеется, если не ему самому приходится этим пользоваться. У него здесь только печка, которая топится дровами. И еще он отказывается купить холодильник.
– Это одна из причин, но которой я сбежал из Америки, – сказал Дикки. – Покупать все эти вещи в стране, где нет проблем с прислугой, все равно что выбрасывать деньги на ветер. Если Эрмелинда сможет приготовить обед за полчаса, ей нечем будет себя запять. – Он встал. – Пошли, Том, покажу свои картины.
Следом за Дикки Том прошел в большую комнату, куда заглядывал пару раз по дороге в душ и обратно. Комнату с двумя окнами, под которыми стояла длинная кушетка, и большим мольбертом посередине.
– Это портрет Мардж, сейчас я как раз над ним работаю.
