— И что же ты решил? — нетерпеливо спросила Даша. — Значит, она не покончила с собой?
Он, не отвечая, неспешно полез в карман, вынул перочинный ножик, нажал на кнопку. С неприятным лязгом выскочило длинное узкое лезвие. Даша вздрогнула.
Кирилл встал, вышел на середину комнаты, опустился на колени, с помощью ножика ловко приподнял одну из половиц в паркете. Даша настороженно следила за ним.
Под половицей оказался тайник. Кирилл сунул руку, вытащил оттуда несколько маленьких, не более трех сантиметров длиной, видеокассет. Широко улыбнулся:
— Сейчас кино посмотрим. Раз уж пошла такая пьянка…
Он тщательно уложил половицу на место, пересек комнату, достал из футляра видеокамеру. Вынул также кабель, умело подключил камеру к телевизору, вставил одну из кассеток.
С удовольствием прокомментировал:
— Я знал, когда снимал, что не зря это делаю… Что это понадобится… Вот видишь, пригодилось…
Потом вальяжно уселся рядом с Дашей и вытянул палец, чтобы нажать кнопку на камере.
— Смотри, любопытная ты моя!
17. Видео
Кирилл покосился на Дашу, и тут новая мысль пришла ему в голову.
— Знаешь что, тебе все ведь смотреть не нужно, скучно будет. Так что я часть прокручу вперед, покажу тебе свой любимый кусочек…
Камера зажужжала, завертелась.
— Я к ней поздно вечером пришел, — тем временем пояснил он. — Вроде как срочную телеграмму принес. Она сразу открыла. Даже не сомневалась. Ну, потом, конечно, удивилась. А уже поздно было…
Он снова захихикал, был крайне доволен собой.
— Пожалуй, здесь нормально будет.
Нажал на другую кнопку, поменял скорость на обычную. Взял в руки пульт от телевизора.
Экран засветился.
В проеме большого открытого окна, прямо на подоконнике, стояла женщина. Разглядеть ее Даше удалось не сразу. Кадр поначалу был перекошен, нервно прыгал, как обычно бывает при любительской съемке, но затем выровнялся и неожиданно замер. Даша поняла, что камеру уже не держали в руках, а поместили на какое-то устойчивое место.
Вот теперь женщину стало видно вполне отчетливо. Даша моментально узнала ее. В последний раз она видела Рогову лежащей в гробу в этом самом старинном платье. Но сейчас в ней не было и тени того величия, которое тогда исходило от покойной. Глаза народной артистки почти вылезали из орбит и были устремлены куда-то в одну точку, рядом с камерой. А сама она (и это было отчетливо видно!) дрожала.
То ли от холода, то ли от страха, Даша не разобрала. Она услышала насмешливый голос Кирилла, доносившийся из-за кадра:
— Ну что ж вы застыли, Эльвира Константиновна? Ведь теперь, когда на вас ваш любимый костюм, вам должно быть намного легче! Вы же его не зря дома столько лет хранили! Так что читайте, Эльвира Константиновна! Или вы вдруг текст позабыли? Как же так, Эльвира Константиновна, это же Катерина, ваша знаменитая роль!
Рогова дрожала все сильней, было слышно, как стучат ее зубы. Голос Кирилла вдруг изменился, зазвучал жестко, неприязненно:
— Читайте, я сказал! Ну!
— Хо-хо-хорошо. Я про-прочту, — еле шевеля губами, произнесла Рогова. — Только успокойтесь. По-по-пожалуйста.
Она постаралась справиться с дрожью и начала произносить монолог, сначала тихо, а потом все громче и уверенней:
— …Знаешь, что мне в голову пришло? Отчего люди не летают! Я говорю: отчего люди не летают так, как птицы? Знаешь, мне иногда кажется, что я птица. Когда стоишь на горе, так тебя и тянет лететь. Вот так бы разбежалась, подняла руки и полетела. Попробовать нешто теперь?..
На словах «вот так бы разбежалась» в кадр неожиданно вошла спина Кирилла. Он быстро приблизился к Роговой, рывком взлетел на подоконник, полностью перекрывая ее.
Даша невольно вытянула шею, словно можно было увидеть, что там происходит. Но, разумеется, ничего не разглядела. Только услышала истошный крик Роговой:
— Нет! Не надо! А-а-а-а-а-а-а!
Затем Кирилл спрыгнул с подоконника и вышел из кадра. Даша успела заметить довольное выражение на его мелькнувшем в профиль лице.
В окне уже никого не было. Лишь уличный ветер вздымал занавески в зияющем черном провале.
Кирилл выключил камеру. Сказал звенящим шепотом:
— Рогова не имела права жить.
Даша медленно повернулась к нему. С изумлением увидела слезы, катившиеся из глаз.
— Сука! Подлая сука! — шептал Кирилл.
Сколько души и таланта он тогда вложил в этот показ. Выложился целиком, поэтому даже не слышал, что она несколько раз просила его остановиться. Был весь в роли.
А она не только не оценила, еще и поставила это ему в вину. Он хорошо запомнил, как она ему выговаривала, каждое слово запомнил:
«К сожалению, Латынин, вы не вписываетесь в труппу нашего театра. Я вам больше скажу, у меня сильные сомнения, что вы в принципе можете работать артистом. С моей точки зрения, вы человек совершенно непрофессиональный! Актер, который не может остановиться после команды „стоп“, по моему убеждению, должен лечиться!..»
Старая сука! Кому интересны ее сомнения. Он достаточно лечился за свою жизнь!
Хватит!
Палата в психиатрической № 13, его дружки, медбратья, врачи — все они до сих пор снятся ему чуть ли не каждую ночь.
Достаточно!
С этим покончено. И никто не имеет права напоминать ему об этом! Во всяком случае, эта старая пизда уже никогда этого не сделает!
Кирилл взял себя в руки, вытер лицо и повернулся к Даше:
— Как видишь, я все делал сам, ни во что тебя впутывать не хотел… Помнишь, ты еще говорила, что очень крепко здесь спишь… — Он усмехнулся. — Конечно крепко, еще бы! Это я тебе снотворного на ночь подсыпал, чтоб ты не просыпалась, если я ухожу. Не бойся, оно совсем безвредное! Ну, что еще ты хочешь знать?
— Почему у нас телефон так долго не работает? — внезапно спросила Даша. Сама не знала, почему вдруг про это вспомнила.
— А зачем тебе телефон? — искренно удивился Кирилл. — Если нужно позвонить, вот, пожалуйста. — Он достал мобильник, покрутил его, потом сунул обратно в карман. — Я считаю, нам городской телефон вообще ни к чему, только лишние расходы. И нас зря никто беспокоить не будет.
Дашу вдруг осенило.
— А Меркун? Меркуна ты тоже убил? Ты его повесил?
Кирилл усмехнулся:
— Роберта Константиновича? Ты у меня догадливая. Я тебе говорил, не жалей о нем. Это подлая, гнилая семейка! Что брат, что сестра! Он ей во всем подпевал, поддакивал. Полное ничтожество! Ты бы видела, как он в ногах валялся, какие слезы лил… Даже подохнуть не мог достойно. Говно и есть говно!
