Дальше — только хуже!..
— Дорогая, постарайся не скучать, прошу тебя. Я буду навещать тебя как можно чаще, — бодро пообещал Генрих Штольц.
Обнял Веру, поцеловал в холодные неживые губы.
Немногословные супруги Гальдер, строгие её охранники, вежливо отвели глаза. Генрих шагнул к ним, внушительно произнес:
— Ещё раз благодарю вас, господа. Я доверяю вам самое драгоценное, что у меня есть — мою невесту и моего будущего ребёнка.
Веру передёрнуло от этих слов, она закашлялась, чтобы скрыть реакцию.
— Мы всё понимаем, герр Штольц, — надтреснутым голосом ответила её надсмотрщица фрау Гальдер, сухопарая седая женщина. — Ни о чём не беспокойтесь, ваша невеста в надёжных руках.
— Езжайте спокойно, герр Штольц, — подтвердил её угрюмый супруг, высокий, крепкий, бородатый старик. — Мы позаботимся о ней. Всё будет в порядке.
Генрих удовлетворённо кивнул, повернулся, прощально помахал Вере. Не дождавшись её ответа, сел в машину.
Хлопнула дверца. Хлопок тут же отозвался далёким насмешливым эхом. Чёрный автомобиль развернулся, вырулил на лесную дорогу и быстро исчез.
Какое-то время над поляной ещё витал удаляющийся звук мотора, но потом растворился и он, ничего, кроме шума леса, больше не было слышно.
Вера похолодела, почувствовала, как кожа покрывается мурашками. Липкие щупальца страха подползали, подкрадывались, всё крепче сжимали её раздувшееся тело под длинным, тёмно-коричневым пальто.
Эта пара, в полной власти которой она теперь оставалась, внушала ей неосознанный дикий ужас. Они казались ей не настоящими, живыми людьми, а жуткими персонажами из страшной детской сказки, Кощеем Бессмертным и Бабой-Ягой, лицемерно принявшими человеческий облик и поджидавшими свою очередную жертву.
Впервые Вера с тоской подумала о Генрихе. Как он мог её здесь оставить?!
Все её благие намерения заставить себя думать иначе полетели прахом. Никакой радости и никакого облегчения она не испытывала.
Она была совершенно одна посреди лесной глухомани, и они, её тюремщики, могли творить с ней, беспомощной и беременной, всё, что им заблагорассудится.
— Пойдём в дом, дорогая, — с натянутой улыбкой обратилась к ней фрау Гальдер.
По-русски она говорила почти чисто, с еле уловимым акцентом. Вернее, даже не с акцентом, а с какой-то особой интонацией, придающей её речи жёсткое, неприятное звучание.
— Я покажу тебе твою комнату. Адам, возьми чемодан.
Они направились в дом. Вера безмолвно и понуро шла между своими стражами.
Тяжёлая дубовая дверь тюрьмы открылась, пропуская их внутрь, и затем плотно захлопнулась за ними, вновь отозвавшись где-то издевательским эхом.
Глава 24
ОБЕЩАНИЕ
Генрих Штольц сидел за своим рабочим столом и хмуро читал полученные утром сводки. Вести из штаба последнее время приходили всё более тревожные, война грозила стать затяжной. К сожалению, то, что он так хорошо распланировал, не произошло. Командование отказало ему в коротком отпуске, о котором он просил, чтобы отвезти Веру домой, в Германию. Он получил суровый ответ, что пока на Восточном фронте идут тяжёлые кровопролитные бои с русскими, об отпуске нечего и думать.
В принципе он понимал, что начальство право. Хоть война и обходила Дарьино стороной и фронтовые части сюда не попадали, но приходилось, тем не менее, всё время быть начеку, поскольку немецким оккупационным войскам постоянно досаждали всё более активизирующиеся партизаны. Особенно нагло действовал отряд некоего Тимофеевского, который, несмотря на постоянные усилия немцев, никак не удавалось уничтожить. Так что уезжать нельзя было даже ненадолго. Мало того, следовало просить подкрепления для усиления сравнительно небольшой, дислоцированной в посёлке части.
В общем, Вере придётся рожать здесь. Утешало, что она находится в надёжных руках, в безопасном месте, спокойно вынашивает там их ребёнка. А уж к родам он всё подготовит. А дальше будет видно, даст бог, немецкая армия снова продолжит энергичное наступление, война закончится и они сразу смогут уехать и пожениться. Он выйдет в отставку, и они наконец заживут одной счастливой семьёй…
Раздался стук в дверь, прервавший эти радужные мысли.
— Войдите, — сказал Генрих, поднимая голову.
Дверь открылась, в дверях возник Петер Бруннер.
Малоприятный человек, ничего не скажешь, Веру можно понять. Лицо, как всегда непроницаемое, догадаться, о чём он думает, невозможно.
— К вам фрау Антонова, штурмбанфюрер, — объявил адъютант.
— Пусть войдёт.
Надя взволнованно переступила порог кабинета. Она давно собиралась прийти сюда, но всё никак не получалось. Да и сегодня вышло на самом деле случайно. Вдруг стало известно, что Вернера Штефнера не будет до вечера, и она быстро отпросилась на часок.
Дольше тянуть было невозможно, прошло уже десять дней, как Вера исчезла. Случайно удалось узнать от вездесущей тёти Паши, что её куда-то увезла машина Штольца и с тех пор никто её подругу не видел и не слышал.
Надя прекрасно понимала, что приход в комендатуру дело весьма рискованное. Стоит только Генриху захотеть, и её могут запросто уничтожить как досадливую ненужную помеху.
Но больше терзаться неизвестностью она не могла. Вера — единственно родной у нее человек. Будь что будет, но она потребует у Штольца ответа, он обязан сказать, где находится Вера, жива ли…
Генрих Штольц встал навстречу вошедшей, любезно улыбнулся. Он симпатизировал Наде, хорошо, что у Веры есть такая преданная и любящая подруга. В Германии ей будет на первых порах недоставать подобного близкого человека. Впрочем, может, это и к лучшему?! Тем сильнее она привяжется к нему, полюбит его всерьёз, глубоко.
— Какой приятный сюрприз! — воскликнул Генрих.
Он впервые говорил с Надей по-русски, с сильным акцентом, ошибаясь. Однако старался, прилежно выговаривал незнакомые чужие слова.
— Что я могу вам помочь, дорогая Надя?
Надя, всю дорогу репетировавшая вежливую преамбулу своего обращения к нему, от неожиданности всё сразу забыла.
— Куда вы дели Веру? — требовательно спросила она. — Что с ней?
Генрих снова улыбнулся, на этот раз её несдержанности.
С ответом он не спешил, раздумывал, стоит ли посвящать Надю во все детали, нет ли в этом какой-либо опасности для него.
Надя тревожно вглядывалась в строгое лицо немецкого коменданта, волновалась всё сильнее, по-своему растолковывала его молчание.
— Я требую, чтобы вы мне сказали! — настойчиво произнесла она. — Что вы с ней сделали? Где она? Вы её убили, да?
— Садитесь, Надя! — приказал Генрих.
