Наташа в порыве топнула ножкой, и край слегка осыпался. Сергей дернулся, но она этого не заметила. Девушка смотрела на невидимого собеседника.
– Объясни мне, зачем ты это сделал? – спросила Наташа Тимура.
– Потому что ты шлюха! – крикнул призрак. – Вы все гребаные шлюхи! Раз ты согласилась станцевать для меня, то почему бы тебе не станцевать и для моих кентов.
Из темноты за спиной парня появились лица. Какие знакомые, а какие нет. Она многого не помнила с того вечера. Наташа не рассчитала с выпивкой, ведь не каждый день она танцует голая для своего парня. Они были вдвоем. Где прятались его друзья, Наташа не знала. Может, он позвонил им потом, когда Самсонова напилась. Самое страшное было то, что она не перестала раздеваться, когда увидела, что на нее смотрит кто-то еще кроме любимого человека. Это, наоборот, ее подзадорило. Она почувствовала тогда возбуждение и еще кое-что. Наташа тогда почувствовала себя шлюхой, и ей не было от этого противно. Ей нравилось это чувство.
– Потому что ты шлюха! – подвел итог Тимур и развернулся, чтобы уйти.
– Тимур, не уходи, – попросила Наташа и заплакала, – пожалуйста. Я люблю тебя.
Последние слова утонули в плаче.
Тимур потоптался, делая вид, что раздумывает, потом повернулся к ней лицом и улыбнулся.
– Только обещай, что больше не будешь раздеваться ни для кого, кроме меня.
– Обещаю, – Наташа улыбнулась сквозь слезы и шмыгнула носом.
– Ну, тогда иди ко мне, – позвал Тимур и развел руки в стороны. Лица за ним исчезли, потухли будто лампочки.
Наташа на секунду задумалась, а потом шагнула в объятия к любимому.
* * *
Борька здоровой рукой поднял свою каску и направил ее на жену. Она сидела опершись о стену.
– Убери этот свет, – раздраженно сказала она.
– Как ты? – Губы слиплись от запекшейся крови, поэтому он смог их разлепить с трудом.
– Ты спрашиваешь, как я?! – выкрикнула Ольга.
«Да она стерва, – подумал Борис. – Надо же, а я и не знал. Надо было что-нибудь подобное устроить перед свадьбой, чтобы увидеть истинное лицо дорогуши».
Он попытался улыбнуться. Улыбка была скорее похожа на предсмертную судорогу. Борька чувствовал, что с каждой минутой слабеет.
– Как я?! – не унималась супруга. – А ты как думаешь? Как я, с четырьмя дырками в пузе?!
Ей было жалко себя. Это было отличительной чертой Оли. Даже с температурой тридцать шесть и девять она слабела и заходилась кашлем при виде мужа. Своей жалости ей было мало. Ей надо было, чтобы все вокруг, включая соседей по лестничной площадке, жалели ее и заботились о ней. В те дни, когда «болела» Оля, в квартире становилось тесно от заботы и любви только ее родственников.
Сейчас помутневшим от боли, но еще не отказавшим ему разумом он понимал, что это не тот случай. Рана действительно могла быть серьезной, но чем он мог ей помочь? Без руки, со сломанной в двух местах ногой и, похоже, отбитыми внутренностями. Борька кашлянул. На подбородок хлынуло что-то теплое. Он вытерся здоровой рукой и посмотрел на бурую слизь. Не четыре дырки, но тоже не слабо, если кровь льется из природных дырок. Ему вдруг захотелось закурить. Он никогда не курил, просто видел в фильмах, как герой, прежде чем умереть, выкуривал последнюю сигарету. Борька попытался рассмеяться собственным мыслям, но кашель снова начал душить его.
– Ой, не начинай, а? – поморщилась Ольга.
«Что это? Я что-то сказал или это реакция на кашель?»
– Не время сейчас болеть, знаешь ли. Может, подойдешь и поможешь мне?
Борька засмеялся. Смех моментально перешел в кашель.
– Тебе еще смешно?!
Шувалов почувствовал, что внутри что-то лопнуло.
В глазах потемнело. Борька не слышал бред, произносимый женой. Ему стало легко, ничего не болело. Только почему-то все еще было темно, будто он провалился в какую-то ватную пропасть.
– Поднимай его, – услышал он.
Голос был знакомым. Боль вернулась вместе с голосом Славки. Борька вскрикнул.
– Тише, братишка, тише, – успокоил его друг. – Ты теперь даже идти сможешь. Больно будет, но зато мы все вместе.
Боря открыл глаза. Перед ним висела желтая каска инструктора. Шувалов дернулся. Прудников стоял у противоположной стены и помогал встать Ольге.
– Тихо, – прошипел Евгений. – Вякнешь хоть слово, я найду момент, чтобы вырезать тебе язык.
Борька потрогал лоб. Он был перебинтован, культя левой руки тоже. К ноге привязали какой-то черенок.
«Шина», – подумал Шувалов и поднялся, хватаясь за подставленное плечо Соловьева.
Евгений водрузил на его голову каску и, повернувшись к Прудникову, спросил:
– Вы готовы?
Борька напрягся – ему предстояло идти с этим монстром. Но лучше идти с одним, чем дожидаться в бессознательном состоянии десять других.
Глава 7
Мишка едва смог удержать Сергея. Тот рвался к яме, будто собирался прыгнуть следом за сестрой. Он рычал, плакал, махал руками. Болдин усадил его, но сам встал между ямой и другом. Он мог в любой момент побежать и все-таки прыгнуть.
– Сереж, мы найдем помощь и обязательно вернемся за ней. Обязательно, – попыталась успокоить его Соня.
Он поднял на нее мокрые от слез глаза.
– Там нет дна, – просто сказал он. – Я посветил туда фонариком, но свет до дна так и не добил.
– Надо идти, – сказал Миша и попытался помочь Самсонову встать. Но тот отстранился и пробурчал:
– Со мной все нормально. Я сам.
Это могло быть очередной уловкой, но Самсонов подхватил лом, отобранный у одного из нападавших, и пошел в противоположную сторону от ямы. Мишка не расслаблялся и пошел следом, готовый перехватить его в любой момент.
– Через тот проход мы можем вернуться в параллельный ходок и уже по нему добраться до выхода, – сказала Соня, подошедшая к Михаилу.
– Да, наверное, – невнятно ответил Болдин и обратился к Сергею: – Серег, сейчас направо.
Самсонов кивнул (это Мишка увидел по движению луча от фонаря на каске), но, подойдя к проходу, остановился. Повернулся к друзьям.
– Я не могу, – произнес он, развернулся и побежал.
– Ну почему?! Почему, твою мать?! Я ведь так и знал! – взмолился Мишка.
– Побежали за ним! – крикнула Соня.
– Мы его не догоним, как бы тебе этого ни хотелось, маленькая потаскушка.
Соня обомлела. Она не ожидала услышать таких слов от Мишки. Сухорукова обернулась. Болдина за спиной тоже не было. Там стояла Антонина Петровна. Соня непроизвольно схватилась за сердце, чем вызвала гнев воспитательницы.
