– Зубы мне землей испачкали? Червей в уши
пересадили? Снова нет?.. Гримера на мыло!.. Как! Вчера еще? Ясно теперь, почему
мыло с утра было такое кошмарное!.. Надеюсь, хотя бы нашли самоубийцу, которая
поднимет мне в финале веки? Как передумала и убежала? О я несчастный! Опять все
делать самому… Что вы там шепчете? Съемка?.. Прошу прощения, господа! В эфире
Веня Вий и его аналитическая программа «Трупный глаз».
На этом месте Веня, как обычно, сделал паузу и
улыбнулся в объектив, обнажив жуткие, с прозеленью зубы – те самые зубы,
знакомство с которыми подвело последнюю черту в жизни множества стоматологов.
Да-да, тех самых стоматологов, которых он обожал посещать в свободное от работы
время.
– Новости, как известно, бывают троякие:
сенсации, просто новости и скверные новости, – продолжал Вий. –
Начнем со скверных. Грызиана Припятская вновь получила главный приз, как
ведущая года… Что ж, старость – хо-хо! – должна быть награждена по
заслугам. Лично я не завидую Грызиане, тем более что призом стала всего-навсего
очередная вещая мумия фараона. Чтобы она совсем не зачахла и продолжала вещать,
надо кормить ее с пипетки и хотя бы раз в неделю спать с ней под одним одеялом.
И вообще передачи Грызианы в последнее время не так удачны, как программы,
скажем, Гробыни Склеповой. Вынужден это признать, хотя эта девица и позволяла
себе накатывать на меня в духе: «Откроешь глазки – протянешь ножки!» Очень
смешная шутка, девочка, очень смешная! Примерно с таким же рвением просил меня
открыть глазки один врач-окулист.
Тяжелые веки Вия угрожающе дрогнули и
поднялись на одну десятую часть. Сотни зрителей с воплями кинулись прочь от
экранов, однако дальше дело не пошло. Веки вновь опустились под собственной
тяжестью и грузом налипшей земли.
– Прочие новости: продолжаются поиски феи
Трехдюймовочки, подозреваемой в краже артефакта из хранилища. Пикантность
ситуации усиливается тем, что никто не знает, какой именно артефакт похищен и
чем это может быть чревато. Учитывая, что на Лысой Горе Трехдюймовочку так и не
нашли, с сегодняшнего дня ее ищут в мире лопухоидов. Наши доблестные боевые
маги, естественно, докладывают, что круг поисков сужается. Еще бы – земля-то
круглая.
И, наконец, сенсация! На Лысой Горе с
интересом следят за последними событиями в мире стражей света и мрака. После
окончательной гибели Кводнона существует всего одна личность, которая
теоретически может занять его место. Это всем известный наследник мрака Мефодий
Буслаев. Учитывая, что этот одаренный подросток не так давно расстался с
пистолетиками и машинками, высший совет мрака собрался сегодня утром для
принятия решения. А дальше, други мои неверные, смотрите во все глаза! Вы
сможете увидеть, как все было… Кадры, разумеется, были отсняты скрытой камерой.
Оператор впоследствии… э-э… вынужден был прервать съемку. Прошу!
Веня Вий щелкнул пальцами. Могильная плита
зарябила. Мефодий увидел длинный, бесконечно длинный стол. Завершался стол короткой,
как палочка буквы «Т» перекладиной. Там-то на невзрачном, канцелярского вида
стульчике, в одиночестве сидел горбун Лигул и грыз ногти. Вот он поднял голову,
ухмыльнулся и зычно крикнул:
– Созвать всех!
Не смолк еще его голос – соринками, мелкой рябью,
скомканной пленкой из-под сигарет замелькали в воздухе духи-курьеры. И минуты
не прошло, как захрюкали по углам комнаты поросячьи рыла комиссионеров.
Облизываются морды, блестят черные выпуклые глазки, топорщится щетина на рылах,
кучерявится из ушных раковин жесткий волос. Внимательные, приглядываются друг к
другу. У всех рты узкие, прямые, как щели копилок. Большое у них, сволочат,
подсиживание – мест и так не хватает, а из Тартара, что ни год, реестрик на
сокращение приходит. Вот комиссионеры и крутятся. Только кто-нибудь один рот
откроет, остальные уж его слова в тетрадки ловят. Даже теперь к груди у каждого
прижат листочек, который он спешит подать Лигулу лично или хотя бы положить на
край его стола.
– Вон пошли с доносами! Не до вас
сейчас! – рявкнул горбун.
Не успели сгинуть комиссионеры, как из окон,
шкафов, дверей, оттирая друг друга, полезли суккубы. Они кокетничали,
мельтешили, хихикали, охали и лезли целоваться. Перед Лигулом, облаченным в
парадные регалии, суккубы приседали на задних лапках и тихо млели.
Кого-то в тесноте неосторожно притиснули, и он
громко взвизгнул. Визг тотчас потонул в недовольном ропоте собравшихся,
усмотревших в нем попытку привлечь внимание к своей персоне.
Внезапно вся мелочь отхлынула. Прибыли бонзы
мрака: начальники всех национальных отделов с секретарями и свитой. Длинный
стол заполнился так, что и горошине негде было упасть. Среди толпы мелькнули на
мгновение и Арей с Улитой.
Мефодий оглянулся на ведьму. Та сидела белая
как бумага. Он ободряюще коснулся ее ладони. Улита слабо улыбнулась, благодаря.
Камера снова остановилась на Лигуле. Заложив
большие пальцы рук за пояс брюк, он, точно щупальцами спрута, шевелил
остальными. Начальники отделов ждали. По адской Канцелярии разливалась сосущая
тишина.
Наконец Лигул крякнул и хлопнул в ладоши. В
тот же миг на столе перед ним возникла огромная серебряная чаша, наполненная
чем-то густым, красным, пугающе понятным. Сняв с шеи большую медаль на цепочке
– медаль, в чеканке которой угадывалось чье-то лицо, Лигул поднес ее к чаше и,
разжав ладонь, уронил на дно. Все глаза были обращены к нему. Взяв чашу обеими
руками, начальник Канцелярии стал жадно пить. Кровь текла у него по щекам и
шее, заливая парадный костюм.
Наконец чаша опустела. Лигул достал
окровавленную медаль и озабоченно, как показалось Мефодию, всмотрелся в нее.
Затем вдруг вскинул руку с медалью над головой и захохотал. И тотчас
восторженные дикие крики, вопли, хохот, в которых не было и не могло быть
ничего человеческого, охватили весь зал.
Объектив скрытой камеры, попытавшийся крупным
планом поймать медаль, внезапно заметался. Изображение дрогнуло, послышался
короткий крик. Камера упала и лежала на боку, снимая ноги. Вскоре в кадре
появилась рука, держащая за волосы отрубленную голову с большой бородавкой на
носу.
– А ну-ка, улыбочку в кадр! Еще один
оператор с Лысой Горы думал, что его спасет плащ-невидимка! –
удовлетворенно произнес чей-то голос.
На объектив наступили сапогом. Все исчезло.
Для скрытой камеры наступила вечная ночь.
На экране зудильника вновь появился Веня Вий.
В его пухлой синеватой руке был зажат черный платок, которым он смахивал с
закрытых век слезы, существующие лишь в его воображении.
