Вдруг Виктор замер, уставившись на разбросанные по столу бумаги. Его рука потянулась вперёд и взяла несколько фотоснимков.
– Что это? – выдохнул он и тяжело бухнулся на стоявший рядом стул. – Откуда это?
Он растерянно оглянулся на Риту и показал ей фотоснимки.
– Кто это?
– Это моя сестра, – едва слышно прошептала она и опустила глаза. Признаться, что вместе с сестрой на фотографиях был запёчатлён и её сын, Рита не осмелилась.
– Ваша сестра?
– Да.
– То есть вы знаете её? Вы знакомы с этой женщиной?
– Да.
Кривошеин вдруг глупо засмеялся. В его голове что-то перевернулось, что-то растаяло и потекло горячими потоками в обратную сторону, ход мыслей мгновенно сменился. В одно мгновение позабыв о цели своего приезда, Виктор принялся разгребать бумаги на поверхности стола и подбирать все лежавшие там фотографии с Ларисой.
– Вы её знаете! Какое чудо! Вы просто не понимаете ничего, бормотал он, поглядывая на оторопевших своих спутников. – Не понимаете ничего. Что вы так тупо таращитесь на меня?
– Виктор Степанович, это имеет отношение…
– Отношение? Вы ничего не смыслите, идиоты! Это – моё спасение, моя жизнь!
Все промолчали, переглянувшись. Никто ничего не понял.
– Где она? – подошёл он к Рите. – Где ваша сестра?
– Лариса?
– Её зовут Лариса? – улыбнулся он. – Чудесно. Я нашёл её. Где она сейчас?
– Я не знаю…
– Где ваша сестра?! – заревел он бешеным голосом и стиснул Рите горло.
– Виктор Степанович, – бросился к нему один из сопровождавших, – разве эта женщина может помочь нам с документами? Зачем она вам?
– С документами? При чём тут документы?! Это совсем другое! Поехали! Спускайтесь вниз, я иду следом… Скажите мне немедленно, где ваша сестра? Она нужна мне…
– Я не знаю… Я думаю, что она могла поехать к нам на дачу… В Полущёково… Пожалуйста, отпустите меня…
Но Виктор уже сам разжал пальцы.
– Полущёково? Не может быть, чтобы Полущёково… Я прекрасно знаю, где находится Полущёково. У меня там дом. У меня там театр.
– Театр? – растерянно переспросила Рита.
В её голове всё смешалось. Она хотела разговаривать, чтобы разобраться хоть в чём-нибудь, но никак не могла совладать с собой.
– Мой театр! Прекрасный театр, замечательный театр… Там все наряжаются в портки и сарафаны. Я люблю экзотику…
– Ваш театр? В котором все наряжаются в сарафаны? – Рита проговорила это сильным и скорым шёпотом, выпучив глаза.
Она боялась пришедших людей. Она боялась их холодных глаз, сжатых губ. Она боялась сильных пальцев этого обезумевшего мужчины, который выдавал себя за сослуживца покойного мужа… Он не мог быть сослуживцем Володи, не мог! Или мог?.. Странно всё, непонятно… Теперь ещё театр в Полущёково.
Рита молитвенно сложила руки на груди:
– Объясните мне…
– Да, театр… Но как же могло случиться, что я не видел там никогда Ларису?.. Значит, она уехала в Полущёково…
– Пожалуйста, объясните мне толком… Я ничего не понимаю… Какие-то сначала документы, теперь Лариса… Как это всё… Зачем вы пришли в мой дом? Что за документы вы искали?
– К чертям собачьим документы! Они пропали! Я погиб! Но я спасусь через другое… Лариса, моя божественная… Как долго я мечтал о ней и не верил, что это возможно… Нам надо срочно ехать…
– Что вы хотите сделать с ними? – бросилась к нему Рита и вцепилась в его руку. Её губы и подбородок запрыгали.
– С кем? – обернулся к ней Кривошеин.
– С моим сыном и Ларисой…
– Мне дела нет до вашего сына. Мне нужна эта женщина… Лариса нужна… Какое чудное имя! Надо срочно ехать. Я не могу потерять её…
Театр разнузданности
Весь день Денис не знал, чем исправить мрачное настроение Ларисы. Она сидела в кресле-качалке, укутавшись в плед, и молчала.
– Чаю хочешь? – то и дело предлагал племянник.
– Отстань, я уже сто раз пила твой чай, – огрызалась женщина, и лицо её делалось грубым.
Ближе к обеденному часу Денис услышал на противоположном конце дачного посёлка громкие песни. Он сразу вспомнил о том, что где-то там располагался какой-то модный, как говорил ему отец, театр русского фольклора.
– Лара, может быть, пройдёмся туда? – мотнул он головой.
– Зачем? – мрачно отозвалась она из-под пледа.
– Я не хочу, чтобы тебе было плохо. Там весело, шумно. Праздник какой-то.
Она хотела отказаться, но вдруг поняла, что мальчик был прав. Ей необходимо развеяться, ей необходимо выйти за пределы дома, который она уже начала воспринимать как тюрьму.
Она лениво поплелась за Денисом.
Дом, представший её взору, был огромен. Внутри располагалась просторная прихожая, а за ней – громадная горница. За столом сидел живописный мужичок с окладистой бородой и латал красную рубаху.
Мальчик вошёл в комнату первым. Бородач указал на стул возле себя:
– Присаживайся, молодняк.
Денис сел.
– У вас тут что, театр?
– В некотором роде театр. К празднику мы готовимся.
– Что же сейчас за праздник? – Денис мысленно пробежался по календарю. – Середина декабря. Никаких вроде праздников нет.
– У нас есть. У нас каждую неделю праздник, – серьёзно ответил мужик.
– Как же так? Просто воскресенье отмечаете?
– Не «воскресенье», а «неделю». Раньше на Руси именно так говорили. Неделя – это ведь день, когда не делают ничего. Понимаешь, молодняк? День неделания. В этот день отдыхали от работы, то есть вели себя праздно. Потому и говорят «праздник».
– Как же вы тут праздновать собираетесь?
– Как в старину. Ряженые всякие, пляски, хулиганства разные. Приходи, посмотришь. Ты здешний?
– Я с того конца улицы.
В двери появилась Лариса.
– Что тут у вас?
– Это моя тётя, – поторопился сказать Денис. – Мы приехали на несколько дней.
– Что тут у вас? – повторила свой вопрос Лариса.
– Коляду сегодня гулять будем, – весело сообщил мужик, улыбаясь сквозь лохматую бороду.
– Коляду?
– Ну да! – Мужик тряхнул бородой. – Как вас звать-то, гости?
– Лариса и Денис. У вас тут театр, что ли? – Лариса осмотрелась. – Костюмов полно.
– Навроде театра. Один добрый человек деньгами нам помогает. Он тутошний, Кривошеин Виктор Степанович, может, слыхали?
