— Попробуй объясни моему японскому другу, что он неправ, если он прав, согласны, Амалия? А дальше у нас, кажется, идет список реальных японских экономических интересов.
Еще как идет. Главным богатством страны будет золото, железо и магний (те самые неудержимо растущие акции Бенгета, сказала себе я). Нынешние пенька, кокос и перламутр с жемчугом обречены на то, чтобы уйти в торговле с Японией на вторые роли. Выгодными выглядят будущие инвестиции в бумагу, керамику, стекло, раттан, мукомольную и рыбную отрасли, производство консервов. Эти отрасли станут актуальными на втором этапе развития отношений, потому что для них нужно много энергии, которой нет, поскольку на Филиппинах нет хорошего угля. А сейчас можно рассматривать проекты вроде размещенной здесь японской велосипедной фабрики, возможно — нескольких.
И — вывод из этого раздела. Для развития многих из перечисленных отраслей требуются большие капиталы. Американцы в эти отрасли не инвестируют, считая филиппинцев несерьезными людьми. Когда они уйдут и страна получит независимость, ей будет еще хуже, чем сейчас. Тогда могут начать инвестировать японцы.
— А если не уйдут? — пробормотала я, вспомнив непроницаемое лицо генерала Макартура.
А вот еще — и опять жестко и точно. «Если Япония не поможет Филиппинам, они превратятся во второй Сиам, которым манипулируют европейские и американские власти».
— Вы дошли до японской поэзии? — поинтересовался Верт. — Одну фразу отсюда студенты вряд ли смогут долго держать в секрете.
— А как же. «Японцы должны быть на Филиппинах строгими, как отец, и добрыми, как мать». Замечательно. Но пока все рекомендации ближе к материнским, да?
Да, дальше были рекомендации. Пункт за пунктом, обозначенные цифрами. Например, дипломатам пора перестать ограничиваться стандартными уже много лет заявлениями «у Японии нет намерений вторгаться на Филиппины», эти заявления не достигают цели. Далее, все инвестиции в страну должны всегда делаться вместе с филиппинцами, чтобы они их защищали. Достойна изучения инициатива тайваньского колониального правительства, которое рекомендовало обратиться к японцам, получившим в США американское гражданство, чтобы они инвестировали на Филиппины: тогда это будут американские инвестиции. И одновременно японцы, живущие на Филиппинах, должны чаще обращаться за местным гражданством.
— Верт, давайте сюда остальные листы… Я начинаю проникаться сочувствием к японцам.
Пора покончить с ситуацией, писал Фукумото, когда токийское правительство игнорирует справедливые мнения и предложения лидеров японской общины в Маниле и Давао, считая Филиппины второстепенной страной, не достойной внимания. Так, нужна помощь в создании на Филиппинах японских школ, чтобы они учили детей самих японцев, хотя и местных тоже. Необходима постройка бесплатных больниц с японскими врачами и сестрами, где лечились бы и местные жители. Еще следует поощрять японских женщин ехать сюда и выходить замуж за японцев. Для этого пригодится движение Женских моральных реформ, которое почти искоренило здесь японскую проституцию.
Наконец, пора решительно сказать филиппинцам, что им дается шанс вернуться, наконец, в Азию, укрепив расовое и культурное единство всех азиатов. Прояпонские силы в стране могли бы продвигать мысль, что на смену США, которые бросают своих, идут японцы.
Для этого, завершал Фукумото, пора прекратить практику игнорирования предложений консулов, работающих в Маниле, по части культурной экспансии. В 1934 году, когда появлялось все больше студентов, желавших учиться в Японии, прежний консул — Кимура — просил МИД выбить из министерства образования детальный ответ на эти предложения. Ответа не было год. В 1935 году к министру иностранных дел Коки Хироте поступили идеи нынешнего консула, Киоси Учиямы: мы могли бы печатать в Маниле прояпонскую газету, работать с членами конгресса, объединиться с оппозицией, раздувать антиамериканские чувства и проводить прочие закулисные акции. Ответа нет, хотя без культурной экспансии Японии не удастся продвигать здесь свои экономические интересы.
Всё.
Я сложила листы в аккуратную пачку и сказала:
— Поздравляю вас, Верт. Вы получили то, что хотели.
— Благодарю вас. Хотя сейчас мне этот успех кажется чуть ли не случайным. Но это она самая.
— Новая политика Японии на Филиппинах. Это только ее проект, конечно, но от этого документ не менее ценный. И понятно, что секретный. Ваш Фукумото, конечно, не тот, за кого он себя выдает, или — не только профессор. Но он точно не шпион, иначе такие бумаги не выпускал бы из рук. Раздувать антиамериканские настроения, даже если американцы только и делают, что раздувают антияпонские…
— Но, Амалия, еще неизвестно, утвердят ли это в Токио.
— Как всегда — поправки будут, но политику очень часто делают вот такие люди. Не те, что утверждают документы с поправками, а те, что пишут первоначальный вариант. Вопрос лишь в том… нет, все-таки это безнадежная нация. И бесконечно упрямая. Они что, не понимают, что провалятся? Филиппинец настолько уверен, что он европеец, что питает подозрения к нам, своим восточным собратьям. А теперь он из европейца превращается в американца, страшно увлечен процессом. И на что надеяться бедным японцам?
— Да, Амалия, проблема не в том, что американцы хотят создать свой дубликат по эту сторону океана. Проблема в том, что некоторые филиппинцы этого тоже хотят. В итоге у них получается что-то несуразное. Они американизировались, не став американцами.
— Пусть эти смешные люди живут как им нравится, Верт. Я многому научилась у моего здешнего исповедника… но неважно. Важно то, чего в этом документе нет. Совсем нет.
— Войны.
— Вот именно. Это не то, что они делают в Маньчжурии. Прежняя политика основывалась, как мы видим, на том, что Филиппины никому в Японии не были интересны, и американские подозрения им были смешны и противны. Смысл новой — что тут все же есть экономические интересы. Но или ты обсуждаешь, какие ресурсы будешь тратить на эту вот культурную экспансию для экспансии экономической, или ты, как сказал мне один знакомый генерал, снимаешь карту морского дна для амфибийной атаки на здешнее побережье. Сегодня мы видим первый подход, а не второй. Еще раз поздравляю, Верт.
— Как и я вас.
Уходя из «Дельмонико», я думала о том, что сделают японцы, когда поймут, наконец, что у них с новой политикой здесь тоже ничего не выходит.
А еще Верт сказал мне, что Фукумото, похоже, искренне не понимает, кому надо было его убивать, но рисковать не намерен. И переселяется в чей-то дом в японском квартале Дилао. Там у японцев есть своя охрана.
Вот-вот, сказала я себе. Этот-то квартал мне и нужен, и я завтра же предложу своим бандолерос заработать еще денег, расставив вокруг всего — да-да, всего — квартала своих людей, чтобы они отслеживали появление там одного очень интересного человека. Который ведь не зря же в этот свой приезд в Манилу не остановился в лучшем отеле, а скрылся, и очень надежно скрылся… где? У меня на этот счет были самые определенные мысли.
