— Конечно, без меня лошадка не может, — как что-то очевидное заметил он. — А еще я буду брать у вас ненужные газеты. Вы же их выбрасываете, — добавил он с почти неслышным упреком.
Ну, понятно — газета за пятнадцать сентаво не для тао.
— И как будет выглядеть… контракт? — выговорила я, все еще мысленно оставаясь в своем офисе.
— Моя лошадка контрактов не подписывает, — сообщил Хуан.
Черт с ним, подумала я. Я уже знаю, что годовая зарплата низшего чиновника, шофера, рабочего — 720 песо в год. Что на два песо в день в этом городе жить невозможно, но они живут. Что зарплаты в ближайших к столице провинциях — шестьдесят сентаво в день, а в нищем Илокосе — даже сорок сентаво. А цена хорошего костюма, как следует из рекламы «Манила новелти», — до восемнадцати песо. Общая картина ясна. Договоримся с лошадкой.
Я осторожно подошла к ней и прикоснулась ладонью к теплой светло-серой щеке.
— Хуан, — сказала я мечтательным голосом, — а можно сделать так, чтобы она была всегда чистой?
— Конечно, мадам.
— А если украсить ее ленточками… и…
— Очень просто, мадам, и недорого.
— А самое главное. Самое, самое. Можно мне называть ее Матильдой?
— Она же ваша, мадам.
— Ты моя радость, — сказала я ей. И перешла на тот язык, на котором говорю с очень, очень немногими: — Tu es meu Matilda.
Матильда медленно прикрыла длинные ресницы.
Вот он, мой лучший на сегодняшний день живой ресурс, впряженный в ресурс технический. Вихляющиеся колеса, пересчитывающие каждую яму, между колес болтается незримое в данный момент ведро, перед глазами — щетка гривы и два подрагивающих уха. Ну, и есть все прочее, чего не видно с сиденья.
Офис работает, реклама в трех газетах — вот она, «если вы открываете или расширяете в этом городе свое дело и вам требуется умный помощник с образованием и опытом»… Лола ведет картотеку (у нее лучше получается на испанском), тщательно и без ошибок записывая туда мистическим образом набежавших в офис девушек — сколько же их, но уже есть и три молодых человека. С каждой и каждым я успела поговорить хоть немного, неважно о чем, в принципе меня интересовало знание языков. Трое увлеченно рассказали мне все, что можно, о китайских торговцах и японских шпионах, причем я даже не пыталась их на эту тему наводить.
Я раздраженно бросила карандаш на очередную пачку бумаг. С этим надо что-то делать: вызовет меня генерал или нет, буду я выявлять здесь японских шпионов или нет?
Но раз пока, видимо, все-таки нет… То я могу начать писать об этом книгу. Конечно, на широкую публикацию тут надеяться не стоит. Это не для всех. Но — у меня есть дети, которые остались дома и увидят меня еще не скоро. Их зовут Джеймс и Александрина, им по четыре года, мне очень плохо без них. Я напишу им книгу.
Какую?
Вот сейчас все кому не лень читают и цитируют великого Сунь-цзы — «Искусство войны». Название коротко, но эффектно. А если я назову мою книгу «Искусство поимки японских шпионов. Для не знающих японского языка и никогда не бывавших в Японии»?
А это, наоборот, длинно. Давайте пока так, скромно и просто: «Руководство по поимке японских шпионов в полевых условиях». Первая запись там может быть примерно такой: «Чтобы поймать японского шпиона, его следует сначала найти. Для этого вы выходите из офиса, поворачиваете за угол, заходите в „хало-хало“ на Калле Реаль и заказываете маис кон хиело. Его принесет вам японский шпион. Но поймать его не так просто, как обнаружить».
Генерала я вижу почти каждый день. Если на улице, за открытым окном, все как-то оживляется, раздаются голоса и шуршание ног, то это значит, что по булыжнику Калле Реаль едет громадный черный бегемот на четырех колесах, доставляющий генерала на нашу Виктория-стрит. Только мой офис по одну сторону Калле Реаль, восточную, а его — по западную.
И тогда возникает множество желающих как бы случайно выйти из магазинов, подойти сюда, на перекресток. Вытянуть шею и посмотреть. Похоже, учителя водят сюда на экскурсии свои классы — вон шелестит подметками стайка девочек в школьных формах с лиловыми платками на шеях (завязываются навсегда и пришиваются к платью под большими матросскими воротниками). Время всем известно. Одиннадцать часов. Едет генерал. Через час засвистит ледяной завод.
Я, конечно, не бросаюсь наперерез его авто, зато уже прогулялась на Матильде в те самые улицы, где ходит Эдди, на которых библиотека и либрерия. Проблема не в том, чтобы найти там материалы о генерале. Проблема, скорее, чтобы их не утащили у тебя из-под рук. Либрерия, по-моему, не только продает этакие тетрадки в клеенке, настриженные из каких угодно изданий, а еще дает на время за деньги. Очень большой спрос.
И вот она, эта переплетенная пачка бумаг, кем-то уже явно пользованная.
Родился 26 января 1880 года: не может быть, он же так молод на вид. Отец, Артур, был среди тех американцев, кто брал Манилу в 1898 году у испанцев, командовал волонтерским авангардом в 4800 человек. И стал военным губернатором Манилы. А потом военным губернатором всей завоеванной страны.
Постепенно выясняется любопытная особенность биографии Макартура-младшего. Она выглядит как «туда-обратно». На Филиппины — в Америку — обратно на Филиппины. Да он же, получается, провел здесь чуть не половину сознательной жизни.
Вот 1903 год, Дуглас прибывает к отцу на «Шермане» на 38 дней, лейтенантом 3-го инженерного батальона. Боевое крещение: застрелил двух партизан, когда ходил в джунгли за бревнами. Тогда же познакомился с Мануэлем Кесоном, нынешним президентом, и подружился с ним навсегда — вот это здорово.
Вернулся в Америку, в 1905 отправился к отцу в Манилу адъютантом, прокатился с ним по маршруту Йокогама — Шанхай — Гонконг — Ява — Сингапур — Бирма, потом Калькутта и вся Индия, Таиланд, Китай, Япония. Тут же, на полях, вклеена бумажка с его высказыванием о том, что будущее Америки — на Тихом океане.
Но потом была война, и тут началось самое интересное.
На германском фронте его звали «д’Артаньяном» и хихикали. Ходил в атаку в свитере с буквой «А», кавалерийских бриджах, начищенных сапогах и с мундштуком, торчащим изо рта. Прославился также его полутораметровый шарф, связанный мамой. То есть Мэри Пинки. И знаменитая фуражка, заломленная самым замысловатым образом.
Хихикать перестали, когда он привел, подталкивая стеком, плененного им германского офицера. И когда в целом выяснилось, что молодой полковник Макартур и вправду абсолютно бесстрашен.
Он оказался в глазах публики самым популярным офицером всей армии благодаря редкому умению дать нужное интервью и позировать для гениального снимка (шляпа, вспомнила я, — те самые два дюйма, которые сделали весь кадр). Писали, похоже, только о нем, командире 84-й бригады, ставшем самым молодым генерал-майором армии.
Конец войны: на борту «Левиафана» в Бресте ему досталась — бесплатно — каюта из четырех помещений. А вот и еще одно грандиозное фото, в распахнутой енотовой шубе, на палубе. Но, сойдя с корабля, генерал обнаружил, что медный бэнд его не встречает, встречи вообще никакой нет, и в Штатах — из широкой публики — никто, похоже, не слышал о войне.
