Книга Кандалы для лиходея, страница 31. Автор книги Евгений Сухов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Кандалы для лиходея»

Cтраница 31

Иван Федорович уже отчаялся что-либо узнать об этом поверье, как однажды привел к нему урядник одного беспашпортного странника. И тот бойким красноречивым языком, какой бывает у человека, окончившего полный курс гимназии, а то и университет, пояснил Воловцову, что у народа мордвы, жившей некогда недалеко от этих мест, и правда существовало некое поверье о «живой руке». Мол, отрезанная рука невинного младенца способствует безнаказанному воровству. И что если у младенца еще при жизни отнять руку, а ночью перед самым совершением кражи обнести ею вокруг дома или лавки, где планируется кража, то все люди, собаки и прочая живность погрузятся в глубокий сон. Вор незамеченным может входить в намеченный дом, может греметь тяжелой поступью, колотить посуду, распевать песни, а его все равно никто не услышит и не увидит. Он сможет беспрепятственно взять себе все, что пожелает. Наличие такой «живой руки» обещало вору полнейшую безнаказанность от властей и сыщиков, поскольку отводила мысли о его виновности.

– Только надо, – добавил в конце своего рассказа странник, – чтобы рука эта была отрезана у здорового, живого и непорочного ребенка. Если этого не будет, то рука свою чудодейственную силу теряет…

В менее загруженное время Иван Федорович непременно бы заинтересовался личностью странника, знающего то, чего не знают другие, но в тот раз, выслушав содержательный рассказ, решил поговорить о том, что его больше всего занимало. Оказывается, поверье про «воровскую руку» существует, и именно желание воровать – беспрепятственно и безнаказанно – могло толкнуть злоумышленников на убийство невинного мальчика.

Но на этом повествование странника не закончилось. Когда Иван Федорович спросил, так, всего-то на всякий случай, откуда странник знает про это поверье, если про него никто не слыхивал, тот уверенно ответил, что про это поверье впервые услышал именно здесь, в селе Карпухино, два года назад, когда странствовал по Рязанской губернии.

– А от кого слышал? – недоуменно спросил Иван Федорович.

– Не помню, – ответил странник. – От мужика какого-то. Имени, простите, не знаю. – А потом добавил, чем окончательно пригвоздил следователя Воловцова к стулу: – Да об этом поверье полсела ведает…

«А почему тогда все они дурака передо мной валяют, дескать, не знаем, не ведаем, никогда о таком не слышали?» – хотел было высказаться вслух Воловцов, но промолчал. Нежелание сельчан говорить ему об этом поверье навевало на мысль, что версия об убиении мальчика Коли с целью отнятия у него руки не такая уж невероятная и шаткая, как казалось ему поначалу…

Через неделю из Москвы на имя Воловцова пришло письмо. В нем сообщалось, что пятно на рядне не кровяное, но вот на полушубке присутствуют следы крови млекопитающего. Однако невозможно достоверно ответить, кому именно оно принадлежит – человеку или дворовой скотине.

Что теперь, Тулупова, Малявина и Самохина отпускать?

Этого делать крайне не хотелось, поскольку Иван Федорович был почти уверен, что троица причастна к убийству Коли Лыкова. А держать ее заключенной под стражу при недостаточности улик было нельзя. Воловцов, как мог, тянул время, искал любой компроментаж на этих упырей, чтобы у суда было основание посадить их хотя бы за кражи, но улик и тут было недостаточно.

Давно прошла весна, лето вошло в свои права, и держать взаперти Тулупова, Малявина и Самохина становилось явно незаконным. Неделя-другая – и дело надо отдавать в суд, который вынесет заключение о прекращении следствия из-за «необнаружения виновных». И эта троица, явно причастная к убиению ни в чем не повинного мальчика, выйдет на свободу…

* * *

Судебный следователь Иван Федорович Воловцов не любил проводить обыски. Хоть и служил он не первый год на своей должности, и светила ему в скором будущем прибавка жалованья, поскольку был представлен на повышение в чине и получение новой должности «судебный следователь по важнейшим делам», однако досматривать чужие вещи, шарить по углам и закоулкам – привыкнуть до сих пор так и не сумел. Все казалось ему, что он словно в чужом белье копается. Оттого испытывал он неловкость, даже в том случае, если обыск производился у громилы-рецидивиста, какого-нибудь Васьки Обуха или Степки Гольца.

Из Калужской губернии приехали по вызову Воловцова родители Попова: Яков Семенович, старик с орденком Владимира в петличке и полным отсутствием зубов во рту, и матушка Ильи Яковлевича, Прасковья Владимировна, крепкая еще старушенция с вострыми глазами и глубокими морщинами на скулах. Прибыли старики для возможного опознания трупа их сына и пребывали, естественно, в крайне печальном состоянии, ежели не сказать хуже.

Дождавшись депеши от Уфимцева о том, что тот со своими людьми приехал в Павловское, Иван Федорович вместе с родителями Попова, не мешкая, отбыл на место совершения обыска. Еще Воловцов взял к себе в попутчики в Павловское уездного врача, который непременно пригодился бы для констатации причин гибели Попова, а в дальнейшем и предъявления обвинения в его убийстве Козицкому. В том, что труп главноуправляющего имениями графа Виельгорского на этот раз найдется, Воловцов и Уфимцев были совершенно уверены.

Надо было видеть, с каким лицом встретил столь представительную компанию управляющий Козицкий. Лицо его пылало гневом, он то и дело нарывался на скандал и грозился пожаловаться губернатору.

– Опять вы?! Какого черта вы ищете? – кипятился Козицкий, когда Воловцов с полицейскими и врачом (тот напросился сам, чтобы, как он выразился, «понять характер и склонности подозреваемого») принялись за обыск в его флигеле. – Думаете, я убил господина Попова и упрятал его тело под половицами? Или спрятал труп в леднике?

– А вот это мысль, – пронизал Козицкого взором Уфимцев и велел Гатауллину и Спешневу обыскать ледник. Те обыскали, вышли из погреба, словно из могилы – бледные и в инее, но бледность их лица была не от того, что они нашли труп, а потому, что изрядно замерзли. Мясо в леднике было. Рыба тоже наличествовала. Чего в нем не было, так это трупа господина Попова.

– Искать дальше, – коротко распорядился Уфимцев и посмотрел на Воловцова. Тот, соглашаясь, кивнул.

– Я буду жаловаться генерал-губернатору, – заявил Козицкий и зло посмотрел на судебного следователя. – Это вопиющее безобразие!

– Прошу прощения, господин Козицкий, но никакого безобразия не наблюдается, – спокойно ответил Воловцов. – Я располагаю предписанием окружного прокурора о проведении предварительного следствия по делу об исчезновении главноуправляющего Попова и всеми прочими бумагами, с которыми вы имели возможность ознакомиться, разрешающими мне проводить обыски и дознания у лиц, подозреваемых в преступлении. Так что проявите должное уважение к закону и лицам, совершающим свою работу. Иначе ваше поведение будет считаться попыткой помешать ведению следствия. А это уже уголовная статья…

– Выходит, я подозреваемый? – почти задохнулся от негодовании Самсон Козицкий.

– Именно так, – подтвердил Воловцов.

– Тогда почему вы меня не арестовываете? – не без сарказма спросил управляющий.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация