– Нет! Это было бы скучно. Яраат придумал кое-что другое. Он
приставил нож к горлу моей девочки и заставил жену произнести слова отречения.
Какая же мать не отдаст свой эйдос за своего ребенка? Затем он забрал эйдос и у
девочки. Мой добрый ребенок, разумеется, хотел спасти маму и тоже произнес
формулу, как умел. Оба эйдоса Яраат сложил в свой дарх. А затем сбросил мою
жену и дочь в высохший колодец во дворе. Видно, они были живы, потому что он
еще добил их камнями. Сбросил вниз десяток больших плит. Это я понял, когда
спустился вниз, в колодец…
Арей замолчал. Молчали и Мефодий с Улитой. В кабинете
сделалось так тихо, что стало слышно, как пугливо дышит горбун Лигул за рамой
парадного портрета. Пару раз он осторожно выглядывал и пытался вывесить белый
платок – знак капитуляции.
Арей заходил по кабинету. Оставаться на месте он явно уже не
мог. Голос прыгал, как кардиограмма.
– Я долго искал Яраата, но все было бесполезно. Он умело скрывался.
У оборотней это врожденный дар. Здесь же магические силы были усилены: ни мрак,
ни свет не могли обнаружить, где он прячется. Что тут говорить обо мне? Яраат
же делал вылазки и похищал все новые артефакты, которые помогали ему оставаться
безнаказанным. Он потерял силы и был схвачен совсем недавно, лишь когда в мир
пришел ты – Мефодий Буслаев. Ребенок, младенец, сделал то, чего не смог сделать
я… Тогда же я был сам не свой. Внутри у меня образовалась черная дыра, которую
я ничем не мог заполнить. Именно тогда я сблизился с Мамзелькиной. У меня и у
Аиды оказалось много общего: пустота внутри и медовуха. Мрак забеспокоился. Про
меня говорили: он слишком зол для зла. Зло надо творить с холодной головой, а
этот… Комиссионеры избегали приносить мне приказы. Суккубы дрожали как осиновые
листья, если им случайно приходилось оказываться рядом. Один из них как-то
попытался превратиться в мою дочь и очень пожалел об этом… Через какое-то время
– через пять ли лет, через пятьдесят, не помню – я был арестован за дуэль с
Хоорсом и отправлен в ссылку. На маяк в холодном океане. Я не сопротивлялся.
Мне было все равно…
Арей шагнул к Мефодию. Наклонился. Его страшное изрубленное
лицо нависло над ним.
– Что еще ты желаешь знать про Яраата? Утолил ли я твое
любопытство? – спросил он отрывисто и сипло.
Мефодию стало жутко. Он ощутил, что Арей, подогретый
воспоминаниями, способен сейчас зарубить его. Ненависть к Яраату кипела в нем,
как лава – вот только Яраата-то рядом не было.
– Ничего. Я… я все узнал, – поспешно сказал Мефодий, не
отводя взгляд, хотя ему ужасно хотелось это сделать. Он знал, что отводить
теперь глаза опасно. Как опасно и смотреть Арею в зрачки. Поэтому смотрел чуть
выше, на брови.
Томительную минуту продолжалось это противостояние. Затем
Арей резко повернулся к нему спиной.
– Жаль, жаль… Я слишком поздно понял суть этого мерзавца.
Яраат не потому ворует артефакты у мрака и света, что он свободный бунтарь,
который хочет существовать независимо. Он оборотень. Не трансильванский
бедолага-оборотень, который превращается в волка после укуса себе подобного,
боится креста и серебряных пуль, а настоящий природный оборотень. Нравственная
амеба. Эмоции для оборотней – все, это их наркотик, но только они одни.
Оборотни хамелеоны в быту. Они радушны, ласковы, приятны. Они заставляют тебя
полюбить их или хотя бы довериться, а затем приканчивают с улыбкой на устах, не
забыв порадовать свежим анекдотцем… Главное для таких тварей пощекотать себе нервы.
Ощутить себя важной персоной. Ты думаешь, он так поступил из-за эйдосов моей
жены и дочери? И из-за них тоже, но главным для него было, чтобы я охотился за
ним, чтобы я ненавидел его, чтобы я грыз себе руки, досадуя на них, что они не
могут сомкнуться на его горле, – сказал он горько и уже почти спокойно.
– Если я… – вдруг произнес Мефодий и замолчал.
Арей выжидательно посмотрел на него.
– …встречу Яраата – я его убью! Его не спасут ни стены, ни
союзники! – твердо договорил Буслаев.
Лигул на портрете замахал белым платком с такой энергией,
будто платок привязали к лопасти мельницы. Похоже, у него были на то свои
причины. В конце концов, кто, как не он, передал Яраату саблю тигриного укуса и
помог ему тем самым бежать из заточения?
Короткий мощный палец Арея больно ткнулся Мефодию в грудь.
– Синьор помидор, не давай обещаний, которые тебе
затруднительно будет выполнить. И знай: он сам попытается встретить тебя. Я в
этом уверен, – произнес начальник русского отдела.
– Чтобы отомстить за ту силу, что я у него отнял?
– В том числе. Но, главное, ему теперь нужен твой эйдос,
чтобы оттиснуть его на свитке. Далее останется только написать желание и
бросить свиток в огонь. Думаю, эта самая легкая часть. И все – магия свитка
обретет силу и вплетется в ткань времен так глубоко, как того пожелает хозяин
свитка.
– Но почему именно мой эйдос? – нервно спросил Мефодий.
Только что он из агрессора, мечтавшего встретить Яраата, превратился в жертву –
и это было неприятно.
Арей усмехнулся. Имея немалый опыт, он тоже ощутил этот
нюанс.
– Ты еще не понял? Разумеется, подошел бы и просто эйдос, но
Яраат не разменивается по пустякам. Он стремится ужалить меня побольнее,
унизить… Еще, еще, еще раз! Оказаться рядом, а затем вдруг исчезнуть без следа.
Твой эйдос подходит для этой цели больше остальных, учитывая, что твои силы…
хм… довольно значительны.
Мефодий посмотрел на одну свою ладонь, на другую и сдвинул
их, как чаши весов.
– Так вот почему Лигул хотел, чтобы я проиграл эйдос? Потому
что мой эйдос – это ключ от свитка?
– Да, синьор помидор. Ты верно все понял. Твой эйдос – ключ
от свитка. Но, надо сказать, у нашего мелкого друга задача куда глобальнее.
Кому принадлежит эйдос человека – тому принадлежат и его силы, не так ли, друг
мой? – с иронией спросил Арей, поднимая глаза на портрет.
Горбун заулыбался, выражая самое трогательное умиление
словами Арея. Портрет явно не желал, чтобы ему влетело за хозяина. Он не просто
излучал доброжелательность. Он светился доброжелательностью, как подброшенный в
сахарницу кусок уранового стержня.
– Лигул, ты слышишь меня? – спросил Арей.
Портрет осторожно кивнул.
– Умница! – произнес Арей. – Тогда немедленно заткни уши! Я
хочу сказать кое-что для них не предназначенное.
Портрет поспешно зажал уши.
– Улита, крошка, будь любезна, растопи камин! Я разочарован.
Нас пытаются обмануть! – не повышая голоса, приказал Арей.
