– ЧТО? – разом спросили Даф и Улита.
– Подробности позднее! Тем… хм… что выживут после
тренировки! Начинай, Дафна!
Даф направила флейту на Мефодия и неохотно выдохнула из
флейты слабенькую маголодию. Она изо всех сил старалась не переборщить, но все
равно ноги Буслаева оторвались от пола, и он перелетел через стол, точно от
мощного удара в грудь.
Улита сочувственно поморщилась и, сунув в рот еще одну
конфету, облизала шоколадные пальцы.
– Ты, однако, садистка, подруга! Сразу видно человека,
который долго зверел в музыкальной школе, – сказала она, обращаясь к Даф.
Дафна подбежала к Мефодию.
– Прости… Я нечаянно. Я тебе ребра не сломала?
– И ребра тоже, – сипло ответили из-под стола.
Арей щелкнул крепким желтоватым ногтем по столешнице.
– Эй, вылезай! Хватит себя жалеть! Что ты почувствовал?
– А что, есть какие-то сомнения, что я что-то почувствовал?
Мне почудилось, что меня лягнула лошадь. И голова болит, – раздраженно заверил
его Мефодий.
– Плевать, кто тебя лягнул и что у тебя болит! Мне важно
понять другое: ощутил ты что-нибудь на магическом уровне? – рявкнул мечник
мрака.
Потирая грудь, Мефодий выбрался из-под стола. Ему было
больно, но он понимал, что жалость – не то чувство, на которое стоит теперь
рассчитывать. В этом мире никому никого не жалко. И вообще жалко только у
пчелки. Это он усвоил давно и надежно. Еще в школе, когда его били. Одного –
втроем.
– Опиши ощущения! – настойчиво потребовал Арей.
Мефодий закрыл глаза, вспоминая.
– Светлый луч… Прямой, четкий. Он шел не от флейты, а
откуда-то из другого места. И ударил по темному началу во мне, что ли… Сложно
объяснить. Особенно если учесть, что в следующий миг я был в воздухе, – сказал
Мефодий.
Арей положил ему на плечо руку. Тупая боль в груди сразу
стала меньше.
– Сосредоточься!.. Через минуту все пройдет… Ты много понял
верно: ошибкой было бы думать, что магия света скрывается в самом инструменте.
Магия идет из внешнего источника. Флейта лишь привлекает ее, притягивает. Ты
пытался отразить луч?
– Нет. Все произошло слишком быстро.
– Жаль. Теперь будет не так быстро! Даф, вставляй новую
обойму в свою шарманку!
– Может, не надо? – усомнилась Дафна.
Однако Арей считал, что надо.
– ДАФ! – повторил он.
Дафна пожала плечами, демонстрируя Мефодию, что она тут ни
при чем, и вновь поднесла флейту к губам. На этот раз она была еще осторожнее и
выдохнула маголодию совсем слабо. Увидев устремившийся к нему луч света,
Мефодий внутренне сжался и попытался мысленно парировать его. Отклонить волей
так, как своим мечом отводишь клинок вражеского меча. В этот волевой удар он
вложил много, очень много сил. Однако луч света встретил его инстинктивную
магию без какого-либо сопротивления. Клинок воли Мефодия разрубил пустоту, а в
следующий миг Буслаев осел на пол, потирая грудь, в которую пришелся новый
мощный удар.
Даф виновато опустила флейту.
– Эти маголодии создавались для стражей мрака. Они пробивают
любые доспехи тьмы, кроме тех, что являются артефактами. Я сомневаюсь, что их
вообще можно парировать, – сказала она мягко.
Даф обращалась не столько к Мефодию, сколько убеждала Арея.
Ей казалось, что тот требует от Мефодия невозможного. Нельзя блокировать то,
чего блокировать нельзя.
Арей насмешливо посмотрел на нее. Даф сразу стало неуютно.
Голос Арея разросся, занял всю огромную гулкую комнату, дрожал в стеклах. Слова
повисали огненными знаками, отпечатывались в стенах. Но и здесь этому голосу
было тесно, и он разлетался по всем лестницам резиденции мрака на Большой
Дмитровке, 13.
– Запомни, под этой луной возможно все, что угодно. Нужно
только захотеть! Мефодий, собери весь мрак, всю тьму внутри. Представь, что
спасения для тебя нет. Презирай жалкий свет, но презирай и мрак! Пусть тебе
станет безразлично, что с тобой было, есть и будет. Есть лишь ты один – твое
твердое внутреннее Я, которое выше света и выше мрака. Только Ты реально
существуешь. Остальной мир лишь дробится в твоих зрачках нелепыми вздорными
тенями… Закрой глаза – и мир исчезнет. Останешься только ты. Насмехайся,
издевайся внутри над всем, что может с тобой произойти. Ничего не бойся, ни на
что не надейся, ничего не желай! Соберись!.. А ты, девчонка, давай еще! Не
церемонься с синьором помидором! Чем дольше ты с ним будешь церемониться, тем
дольше он ничего не поймет! НУ ЖЕ!
Зашелестели пергаменты. Звонко, как капель, забились в
дархах Улиты и Арея эйдосы. Закачался парадный портрет горбуна Лигула.
Зазвенела в пространстве повисшая над миром ржавая и беспощадная коса Аиды
Мамзелькиной.
Мефодию стало жутко. Он понял вдруг, что чего-чего, а
сочувствия он от Арея не получит никогда. Либо же сочувствие это не будет иметь
ничего общего с человеческим миром и человеческим сочувствием. У мечника мрака
своя дорога в этом мире. Путь же, петляющий между светом и тьмой, всегда ведет
в Тартар. А Мефодий – по тому лишь одному, что даже комиссионеры ужасно боялись
надолго там очутиться, – ощущал, что это неприятное и скверное место.
– Даф! В полную силу! Не щади его! – крикнул Арей.
Дафна виновато посмотрела на Мефодия, поднесла флейту к
губам и выдохнула боевую маголодию. Хотя она вновь попыталась тайком смягчить
ее разрушительную мощь, маголодия прозвучала с неожиданной для нее силой. Даф с
тревогой оглянулась на Арея и увидела, что тот ухмыляется и многозначительно
крутит на цепочке свой дарх. Даф догадалась, что барон мрака усилил ее
маголодию, использовав силу эйдосов.
«Стражи Тартара не могут производить собственных маголодий.
Это удел света. Но усилить чужую – почему бы и нет? Никто не может помешать
лупе усилить луч солнца. Порой они делают это, стремясь довести действия света
до абсурда и хоть так, но повредить ему», – прозвучал у нее в памяти голос
Эльзы Керкинитиды Флоры Цахес.
Мефодий увидел, как стену резиденции пронизал ослепительно яркий
луч, несущий кинжальную силу и энергию света. Блокировать его, сгущая внутри
мрак и ненавидя всех и вся, как подсказывал ему Арей, было поздно. К тому же
Мефодий ощущал, что это бесполезно в его варианте. Не задумываясь – ибо одно
мгновение слишком короткий срок для оформленной и четкой мысли, – он шагнул
вперед, навстречу лучу. Шагнул, глубоко и жадно вдохнул воздух, выдохнул,
готовясь принять удар, и… понял, что удара не будет.
