Если бы эта просьба была высказана Даф, ответом стало бы
решительное «нет». Но здесь Улита заколебалась. К Мефодию она относилась
неплохо. Покосившись на кабинет, она щелчком пальцев поставила круговой
защитный экран от подслушивания. Лицо горбуна Лигула на групповом портрете
тузов мрака обиженно вытянулось. Одновременно на соседнем пейзаже с видом
смиренного кладбища в духе Жуковского разочарованно зашевелилось крайнее из
надгробий. Даже Арей из кабинета – и тот едва ли смог бы «просветить»
магический барьер, хотя вряд ли это входило в его планы.
– Я думаю, все потому, что мраку нельзя служить наполовину.
Мрак сам же и наказывает своих слуг, отнимая, с кровью вырывая у них самое
дорогое. Возьми любого из нас. Все мы или несчастны, без эйдоса, с зияющей
раной в груди, которая никогда не зарастет, или надутые самовлюбленные болваны
(завтра ты, Мефодий, их увидишь), или вообще натуральные уроды, как Лигул.
Убежденных же сторонников мрака реально мало, хотя есть, конечно…
– А зачем же тогда служат остальные? – удивился Мефодий.
– Ну, милый мой, ты и скажешь тоже!.. Попасть на сторону
мрака очень просто: всего один раз неосторожно оступился на склоне и…
бесконечно скатываешься вниз. Хотя порой весело скатываешься, со вкусом, с этим
не поспоришь…
Двадцатилетняя ведьма фыркнула, вспомнив о чем-то. Возможно,
об очередном свидании, казино или кабаке, который она собиралась разнести в
ближайшее время. Долго удерживать накал мысли было не в ее привычках. Улита так
же быстро потухала, как и загоралась.
– Хотя, с другой стороны, я с трудом представляю себе Арея
среди стражей света. Не правда ли, Даф? У тебя как с воображением? – спросила
Улита.
Даф задумалась и попыталась ответить честно:
– Каменным грифонам Арей бы не понравился, что да, то да…
Хотя среди нас, например, полно зануд. Занудство и ханжество – главные
неприятные черты света. Или, точнее, главные наши искушения.
– Слушай, Улита, а кто такой Безли?.. Ну ты поняла, о ком я?
– шепотом спросил Мефодий.
– Все еще упрямишься? Ладно, думаю, тебе все же стоит
сказать, хотя Арей и против. В конце концов, ты ведь мог узнать это и из Книги
Хамелеонов? Если бы не был таким лентяем? – намекающе подмигнула ему ведьма.
– Угу! – согласился Мефодий, удивляясь, как мысль про книгу
не пришла ему раньше.
– Кводнон – только умоляю, Меф, сам не повторяй, у тебя
какой-то язык черный – истинный хозяин мрака. Его единственный повелитель.
Безликий Кводнон – второе и истинное лицо Двуликого Кводнона. Усек?
Мефодий замотал головой, переваривая информацию.
– Безликий – истинное лицо Двуликого? Теперь я еще больше
запутался.
– Я так почему-то и думала. Лопухоидам всегда долго
приходится объяснять элементарные вещи. А вот джинны, скажем, понимают такие
тонкости сразу. Им скажешь: «Слышь, друг, был Двуликий Кводнон, а теперь он
Безликий Кводнон. Так что ты заруби себе на тумане, приятель, когда мы говорим
просто «Кводнон», мы подразумеваем прежнего Кводнона в его административном
качестве, когда говорим «Двуликий» – подразумеваем собирательную сущность
Кводнона, когда же говорим «Безликий» – говорим о нынешнем».
– Тпрр-ру, приехали! Я тоже не понимаю. Кводнона же поразили
наши златокрылые? Во время решающего сражения? Разве не так? – удивилась Даф. –
У нас в Эдеме даже ежегодный праздник есть!
Улита посмотрела на нее с насмешкой.
– Ну вы у нас народец веселый! Отчего бы вам не
повеселиться?.. На дудочках не поиграть? Особенно если повод есть.
– Шути-шути. Все равно не понимаю: Безликий, Двуликий,
просто Кводнон… Сколько же их?
– Число юных вундеркиндов стремительно увеличивается. На
самом деле Кводнон один, разумеется. Милочка, златокрылые уничтожили тело
Кводнона, тем самым превратив Двуликого Кводнона в Безликого. Более того,
златокрылые сумели сделать так, что Кводнон никогда не сможет воплотиться. Ни в
одном из существующих тел, даже в комиссионерском. Во всяком случае, так
считается. Но в том, что златокрылые сумели уничтожить бессмертную сущность
Кводнона, многие у нас сомневаются. И знаешь почему? Потому что они ее не
уничтожили!
– А я думал, Лигул – сейчас повелитель мрака и меня прочат
на его место, – задумчиво произнес Мефодий.
Улита прыснула.
– Кого, кого на место Лигула? Тебя? Так бы он и подвинулся,
чтобы тебя пропустить. Нет, Лигул сам по себе, а ты сам по себе.
– Ты уверена?
– Кто такой, если разобраться, Лигул? Обычный управляющий!
Прыщ на теле мрака! Выскочка, глава Канцелярии, которая учитывает скверные
поступки лопухоидов и их эйдосы. Какие-то эйдосы идут в наши дархи, но лишь
некоторая часть. Максимум одна треть. Куда, как ты думаешь, попадают остальные?
Хоть бы, скажем, тот эйдос незадачливой самоубийцы, который недавно принесла
Мамзелькина? Думаешь, он достанется Лигулу? Ему перепадают лишь крохи с
барского стола!
– А кому тогда он пойдет?
– Вот тут-то опять и всплывает Безликий Кводнон, его дух,
его подлинная теневая сторона, о которой никто ничего не знает… Этот эйдос
вместе со множеством других будет брошен в темный сосуд, который стоит в центре
Тартара, на трехногой подставке со львиными лапами.
– Зачем?
– О, тут множество версий. Даже Арей едва ли знает их все.
Самая распространенная: это нужно для Кводнона, который самим фактом своего
существования подпитывает мрак. Сосуд на львиных лапах особый. Даже не
артефакт, а первоартефакт. Уже много столетий в него ежедневно сбрасываются
сотни эйдосов и исписанные пергаменты с деяниями смертных. И до сих пор,
заметь, сосуд не наполнился. Причем украсть что-либо из сосуда невозможно по
определению. Он признает только одного хозяина, которого никто давно уже не
видел.
– Кво…
– Тшш!
Улита посмотрела на Буслаева с многострадальным терпением
мамочки, которая объясняет годовалому ребенку, что нельзя тыкать вилкой папочке
в глазик. «Ай-ай-ай! Папочке будет бо-бо!»
– Возможно. Кводнон в той же мере существует, в какой его не
существует, да не смутит тебя этот парадокс. Лопухоид всегда узнает о
существовании Кводнона в самый последний момент, когда коса Мамзелькиной уже
опустилась. Кто-то же, в конце концов, составляет нашим «менагерам» списки… хм…
уборки урожая. И, уж можешь мне поверить, это не Лигул. Иначе я давно была бы в
них занесена.
