– Ты так же хорош, как и прежде, Арей. Я
опасался, ты потерял форму. Но не смею тебя больше отвлекать. Этот дом твой.
Мефодий тоже твой. Решай сам, как именно ты будешь обучать его. Мне
безразлично. Но знай: Канцелярия мрака не спустит с вас глаз. И не теряй
времени. Мефодию скоро тринадцать…
– Этого ты мог бы и не говорить…
Горбун отступил и спиной шагнул прямо в стену
дома.
– Тогда до встречи, мечник Арей, барон
мрака! Знай, для тебя это единственный шанс оправдаться после той истории! Или
вновь маяк и одни и те же холодные волны – днем и ночью! – донесся его
удаляющийся голос.
«Свет для меня слишком скучен, мрак слишком
подл. Возможно, маяк и одиночество лучший выход для меня!» – подумал Арей.
Когда вскоре, наполняя электрическим гулом
соседние переулки, по параллельной улице бодро прокатился первый троллейбус,
возле дома № 13 уже никого не было. Однако с того самого утра с домом
№ 13 стала твориться какая-то чертовщина. Знающие люди плевались и
переходили на другую сторону улицы. Вначале начальник объединенного архива
Мосводоканала, один из многих преемников бывшего мичмана Балтфлота, неожиданно
попал под суд по неприятному финансовому делу, как будто не имевшему к магии
никакого отношения. Нагрянула проверка, захлопали кулаки по столешницам,
заметались сердца, запрыгали под язык таблетки валидола, всколыхнулась вековая
пыль. Затем весь архив Мосводоканала подбросило в воздух, завертело, запуржило
бумажками и перенесло по новому адресу.
Примерно месяц дом № 13 стоял пустым, и
за это время кто-то ухитрился разбить бутылкой стекло на втором этаже и
искорежить гвоздем цептеровский замок, вселив в его недоверчивую душу стойкое
неприятие ключа. Кроме того, неизвестными средь бела дня были увезены фигурные
литые решетки подвала, служившие еще священнику Беляеву и имевшие в декоре
элементы креста. Увезены средь бела дня, нагло и с концами. Почти сразу дом
снаружи обстроился лесами, обтянулся плотной ремонтной сеткой, и о его
существовании странным образом напрочь забыли…
А между тем с этого дня и началась настоящая
история дома № 13 по Большой Дмитровке.
* * *
Мефодий довольно долго бродил у дома, пока не
убедился, что никто к нему выходить не собирается. Торжественная встреча с
хлебом и солью явно отменялась. Его либо не хотели замечать, либо ожидали от
него чего-то вполне определенного.
«Ждете в гости? Отлично, я иду!» – с вызовом
подумал Мефодий.
Оглядевшись, он поднял строительную сетку и
пробрался внутрь, под леса. Дом был покрыт сетью известковых морщин. Пахло
отсыревшей штукатуркой, облезавшей слоями. Цепляя макушкой о металлические
крепления лесов, Мефодий отыскал дверь – высокую, деревянную, с закрашенным
изнутри стеклом, которая запросто могла получить первый приз на мировом
конкурсе заурядностей. Она открывалась внутрь, и леса ей, по-видимому, не
мешали. Мефодий постучал, а затем толкнул ее раз, другой, третий. Дверь не
поддавалась.
– Эй! Это я, Мефодий Буслаев! –
крикнул он в щель и услышал, как его голос гулко прокатился по пустым коридорам
и комнатам.
Ничего. Ничего и никого. Мефодий начал
злиться.
– Вы меня достали со своими тупыми фокусами!
Я ухожу! – крикнул он и хотел уже уйти, как вдруг услышал негромкий звук.
Дверь медленно приоткрылась. Слегка, не
больше, чем на одну треть, не то чтобы приглашая, но, скорее, не препятствуя
ему войти. Мефодий протиснулся внутрь. Он ожидал, что внутри будет темно. Так и
оказалось. Однако темнота не была полной. Он отчетливо различил неширокую
площадку с выщербленным паркетом и уходившую вверх лестницу. Дом внутри
выглядел заброшенным. Все, что представляло какую-то ценность, было уже
вывезено. Лишь белели кое-где на полу брошенные за ненадобностью бумажки и
стоял стул без сиденья.
Подчиняясь неясному зову, Мефодий поднялся по
лестнице и дважды повернул налево, когда нашаривая, а когда угадывая
закругление коридоров. Старый дубовый паркет постреливал под ногами. Где-то
скрипела приоткрытая рама.
Остановившись рядом с большой двустворчатой
дверью, Мефодий на секунду задумался, а затем решительно толкнул ее. Он увидел
круглый стол – неожиданный в этом доме, лишенном мебели. На столе горели две
толстые черные свечи, вставленные в глазницы черепа.
И снова никого. Мефодий испытал смешанное
чувство суеверного страха и раздражения.
– Свечей я могу тоже назажигать…
Черепушку в кабинете биологии раздобуду! Дальше что? Долго мне еще
бродить? – спросил он недовольно.
Странная реплика Мефодия возымела неожиданное
действие: рядом кто-то расхохотался. Мефодий резко повернулся, но никого не
увидел. Лишь осознал вдруг, что к нему летит узкое лезвие ножа. Все заняло
считаные мгновения. Он успел только понять, что это смерть. Уклониться было
невозможно, но в последний миг, когда лезвие почти вошло в тело, он, не
задумываясь и не планируя этого заранее, представил прозрачный барьер. Тонкий
как лист бумаги, прочный как сталь. Лезвие, звякнув, отскочило, точно ударилось
о твердую преграду.
– Недурно. Инстинктивная магическая
защита сработала. Если бы это было не так, с парнем вообще не имело бы смысла
возиться, – вполголоса сказал кто-то.
Не было ни дыма, ни вспышки, ни запаха серы –
просто рядом с Мефодием внезапно возник мужчина. Мефодию он показался похожим
на языческого истукана. Широко посаженные глаза, разрубленный нос, усы, борода
с сединой. На шишковатый лоб по центру наползла стрелка волос. Дышал он хрипло,
с усилием. Зато на полу стоял так уверенно, словно врос в него корнями.
«Ну и запястье у него! Берцовая кость, а не
запястье! Такими лапищами только граненые стаканы давить», – подумал
Мефодий. Он сообразил, что это и есть тот самый маг, к которому его позвала
Улита.
Мефодий не поклонился, хотя на какой-то миг
голову его помимо воли попыталась пригнуть неведомая сила. Но он собрался и
сумел противостоять. Более того, Мефодий вложил в сопротивление столько силы,
что подбородок его, вместо того чтобы опуститься, задрался нелепо высоко.
Ощущая неловкость, Мефодий осторожно вернул голову в прежнее положение.
Мужчина, от которого ничто, казалось, не могло укрыться, хмыкнул с уважением.
У стола с черной свечой появилась Улита. От
прежней Улиты в ней остались только толщина, пепельные волосы и вечная насмешка
в глазах – насмешка над собой и над всем миром. Одежда же ее разительно
изменилась. Поверх камзола висела перевязь с узкой блестящей рапирой с
изогнутым наконечником. Однако Улита не интересовалась привычной для нее
рапирой. Она на нее обращала не больше внимания, чем грудной младенец на
вставные зубы своей бабушки. Она была занята коробкой шоколадных конфет с
ромом, которую держала в руках.
