Тепфлер ходил пока в женихах. Кнапп снисходительно кивнул: хотя бы эта новость оказалась хорошей. И заговорил снова:
— Понадобится некоторое время, чтобы собрать сумму…
— Он хочет, чтобы все деньги были в сотенных купюрах, не крупнее, — вставил Тепфлер, осмелившийся прервать Великого Маниту.
Кнапп закрыл глаза. Затем открыл их:
— В таком случае нам понадобятся еще два дня. А в общей сложности три. В течение этих трех дней, Тепфлер, вы — на круглосуточном дежурстве. Если наш клиент, или ваш, пожелает, как уже бывало, не покидать нашего банка до тех пор, пока не получит по чеку деньги, вы останетесь здесь вместе с ним. То есть с ними. Прощупайте почву, Тепфлер, попытайтесь узнать их намерения. Если они захотят ночевать у нас, мы переоборудуем зал Вильгельма Телля под квартиру, а вам поставим раскладушку.
Тепфлер посмотрел на Кнаппа с безграничным удивлением. Он вдруг подумал, что Кнапп тоже сошел с ума, а с ним Достопочтенный Фюссли и все члены штаба — все, кроме него самого.
— Ночевать здесь? В банке?
Холодный взгляд пронзил его насквозь. Кнапп обернулся к «публике»:
— Мы с господином Фюссли хотели бы остаться втроем с Тепфлером.
«Публика» удалилась. Тепфлер остался один с двумя Великими Маниту.
— Тепфлер… — заговорили в унисон Достопочтенный Фюссли и Алоиз Кнапп.
— Прошу вас, господин Фюссли… — вежливо обратился Кнапп к бывшему патрону…
— Нет, нет, никак нет, Алоиз, — забормотал Достопочтенный. — Вы теперь вcем руководите. А через несколько секунд добавил: — И слава тебе, господи.
— Тепфлер, — сказал Кнапп, — вы прекрасно понимаете, что мы столкнулись с ситуацией, беспрецедентной в истории швейцарских банков.
— И очень похоже, банков всего мира, — заметил Достопочтенный.
— Мы примем вызов и преодолеем все трудности, — продолжал Кнапп, — проявим выдержку, деловую смекалку, оперативность и умение хранить тайну — тайну, Тепфлер! — то есть те качества, что принесли нам славу, богатство и возможность гордиться нашим учреждением.
Тепфлер почтительно поднял указательный палец:
— Можно задать вопрос, сэр?
— Да, мой мальчик.
— У нашего клиента действительно миллиард долларов на счету?
«Не следовало задавать этот вопрос», — подумал он в следующую секунду. Оба Маниту испепелили его взглядом.
— Не заставляйте нас думать, что вы не совсем в здравом уме, Тепфлер. У нас могут возникнуть опасения относительно последствий выбора, который сделал наш клиент, потребовав, чтобы все контакты с ним осуществлялись через вас. Никто в целом мире не держит миллиарда долларов на банковском счету, Тепфлер. Просто наш клиент располагает правом кредита на сумму, превосходящую этот предел, и особые отношения, которые мы с ним поддерживаем, ставят нас перед необходимостью удовлетворить его просьбу.
Кнапп глубоко вздохнул и добавил:
— Тепфлер, в пятницу в пятнадцать часов мы закрываем банк для посетителей, официальный предлог — небольшая внутренняя реконструкция. До тех пор банк должен работать как обычно, по крайней мере будем на это надеяться. За исключением того, что семьдесят мужчин и женщин будут работать день и ночь, собирая необходимые нам купюры. У нас нет миллиарда по сто долларов, Тепфлер, здесь их умопомрачительно мало, и придется обращаться во все банки нашей страны и всей Европы и, очень похоже, в американский эмиссионный банк. Надо, чтобы сработал гигантский механизм — самолеты и спецэшелоны — в масштабах всего мира. И если мы достигнем цели за три дня, то это чудо можно будет объяснить лишь вмешательством божественной десницы. И вы будете замыкающим в этой цепи, Тепфлер. Вас зовут Тадеуш?
— Да, сэр.
— Тадеуш, остается последний пункт, на который я и господин Фюссли хотели бы обратить ваше внимание: несколько минут назад в этом кабинете, помимо господина Фюссли, вас и меня, находились еще пять человек, представляющих руководство нашего банка. Они не знают имени нашего клиента. Следовательно, вместе с Брокманом его знаем только мы четверо. А теперь вот что, Тепфлер: если кто бы то ни было в этом банке, а тем более за его пределами, по вашей вине, даже если вы просто разговариваете во сне, окажется в курсе свалившейся на нас катастрофы, а тем более узнает имя человека, которому мы ею обязаны, то, клянусь Богом, я сделаю так, что вы не найдете потом и самой скромной работы, даже места дорожного рабочего. Я лично позабочусь об этом. Тадеуш, и пусть на это уйдет весь остаток моей жизни! Я ясно выразился, Тадеуш?
— Да, сэр. Предельно ясно.
— А теперь ступайте, мой мальчик. И старайтесь изо всех сил.
Они действительно расположились в зале Вильгельма Телля. Туда привезли спальный гарнитур на две комнаты — его предоставил на время Долдер Гранд Отель. Пришлось пробить одну стену — для того чтобы вход во вновь оборудованную квартиру не привлекал особого внимания и попасть в нее можно было бы из соседнего дома либо через задние помещения банка.
И тут началось: в течение нескольких часов каждый изощрялся как мог. Понадобилась, конечно, ванная комната. Затем кухня — во-первых, чтобы разогревать блюда, заказанные на стороне, во-вторых, чтобы было где работать специалисту по гамбургерам, которого в тот же день привезли на самолете из Франкфурта вместе с его инструментарием и запасом продуктов.
Далее — телефонная связь, в общей сложности пять линий.
— Мне надо сделать несколько звонков, — объяснил мужчина Тепфлеру. — Но ни в коем случае я не хотел бы перегружать банковские каналы связи. Я бы себе этого не простил. Но пока я решу, что делать, хотел спросить, если это, конечно, не слишком обременительно: нельзя ли нам оборудовать небольшой зал для просмотра фильмов? Мадам Сапата обожает кино, особенно Хемфри Богарта. Не могли бы вы взять это на себя, Тадеуш? Было бы очень любезно с вашей стороны.
И действительно, мужчина звонил беспрерывно.
Тепфлер улавливал обрывки разговоров на самых разных языках.
Что касается женщины, то первоначальное интуитивное ощущение Тепфлера с каждым часом обретало характер все большей уверенности: «Ее надо вязать, она совсем безумная». Но у Тепфлера не было никакого желания шутить по этому поводу. Наоборот, его мучила какая-то непонятная тоска. Да и могло ли быть иначе, если видишь, какую любовь и нежность ОН питает к НЕЙ. И какое у него ангельское терпение…
Первый день был довольно беспокойным из-за беготни, которую старались скрыть от посетителей банка и служащих, не знающих, что происходит.
Но вечером, после закрытия, все успокоилось. Зал Вильгельма Телля находился на первом этаже и обычно использовался для приемов. На всякий случай его изолировали от остальных помещений, а на ночь поставили двух дополнительных стражей (но они ни разу не видели пару и даже не подозревали о ее присутствии). Инструкции, полученные Тепфлером от Кнаппа, не вызывали никаких вопросов:
