— Не думайте, пожалуйста, что вас хотят обидеть. По правде говоря, у вас очень привлекательное лицо. Просто непохоже, что вы знаете польский.
— Да, господа, — сказал служащий. — Ни одного из этих языков я не знаю. Поверьте, я очень огорчен.
Тадеуш Тепфлер перехватил тревожный взгляд своего подчиненного и решил, что настало время вмешаться. Он сделал несколько шагов по направлению к кассе и, подойдя, услышал, как мужчина доброжелательно объяснял служащему:
— Несмотря на первоначальное затруднения, я, тем не менее надеюсь, что мы сможем разобраться в этом деле вместе.
— Может быть, я могу помочь вам, господа? — спросил прибывший на помощь Тепфлер. — Господин…
— Слим Сапата, — совершенно невозмутимо и даже галантно назвал себя посетитель. Но сразу же после этого указательным пальцем более десяти сантиметров длиной подозвал Тепфлера и прошептал ему на ухо: — Но это псевдоним. Я здесь инкогнито. И был бы вам очень признателен, если бы вы помогли мне сохранить его.
«Он сумасшедший, — подумал Тепфлер. — Или кубинец». В последние месяцы в Швейцарии появилось много кубинцев с вывезенным капиталом, на который после свержения Батисты и прихода к власти Фиделя Кастро новые хозяева Гаваны посматривали с вожделением.
— Я хотел бы просто получить чек, — сказал мужчина, — и снять вклад.
— Нет ничего проще, — ответил Тепфлер с безоблачным спокойствием, которого ему так недоставало в его бессонные ночи. — Как только мы убедимся, что вы оказали нам честь, открыв у нас свой счет…
— Именно так, — сказал посетитель. — Но у меня нет с собой чековой книжки. Могу я воспользоваться чеком вашей кассы?
Тепфлер объяснил, какие мелкие формальности необходимы для этого. После чего сам он и весь персонал банка, как и вся Швейцарская конфедерация в целом, будут полностью к услугам господина Сапаты. Особенно если нумерованный счет.
— У вас такой счет?
— Да, — ответил мужчина.
Они перешли в соседний, более изолированный кабинет. Приступили к выполнению формальностей. «Слим Сапата» грациозно протянул пальцы для снятия отпечатков, назвал секретный код сейфа, указал номер не менее секретного счета, свои инициалы РМК и даже согласился показать свой паспорт…
РЕБ МИХАЭЛЬ КЛИМРОД
Имя было совершенно незнакомо Тадеушу Тепфлеру. Быстро доложив обо всем начальнику, он пошел в кассу за чеком.
— Все в порядке, — кажется, так сказал он, вернувшись. — Вы должны лишь указать сумму, которую снимаете.
— Мне нечем писать, — мягко сказал Сапата-Климрод.
Только в этот момент Тепфлер обратил внимание на странное поведение молодой женщины и просто растерялся: она расположилась на низком мягком диване с совершенно явным намерением немного поспать. Дама успела снять туфли и чулки, а теперь расстегивала костюм от Диора.
На ней уже ничего не осталось, кроме бюстгальтера и маленьких кружевных трусиков.
— Какие-нибудь проблемы? — спросил Сапата-Климрод.
Тепфлер поперхнулся и уставился в стол…
— Никаких, — ответил он. — Абсолютно никаких.
…а на столе лежал один только чек. Он смотрел на него сверху, с другой стороны, но, разумеется, мог прочесть цифры. Большая загорелая рука начертала сначала крошечную «1», затем первый нолик, размером не больше единицы….
— Когда я мелко пишу, — серьезно объяснил Сапата-Климрод, — мне кажется, что я меньше трачу. Второй нолик, затем третий…
— Нельзя ли принести одеяло, — сказала женщина. — Мне немного холодно.
Тепфлер машинально поднял глаза и тут же обругал себя за это. Теперь она была абсолютно голой, улеглась на диван, положив голову на ладони, а пятку правой ноги — на пальцы левой.
— Этот господин пойдет относить наш чек и соблаговолит принести тебе одеяло, дорогая, — сказал Сапата-Климрод. — Не так ли, любезный?
— Непременно, — ответил Тепфлер. — Как вам будет угодно.
Он начинал терять почву под ногами. И обратился к чеку: …пятый нолик, шестой, седьмой…
«Mein Gott! — подумал Тепфлер. — Это и вправду сумасшедшие!»
…восьмой нолик, затем цифра три, далее запятая и в конце — цифра 45.
— Вот, пожалуйста, — сказал Сапата-Климрод, перевернув чек на девяносто градусов.
Его серые глаза пристально Смотрели на Тепфлера, ровно ничего не выражая.
Тепфлер поперхнулся.
— Извините меня, — заговорил он, — вы забыли написать сумму прописью. А также не поставили запятую,
Сапата-Климрод, очень удивившись, снова взял в руки чек.
— Ну нет же, — сказал он, — запятая на месте. Три — запятая — сорок пять. Все точно. Вот она. Дорогая? Подойди на секунду, пожалуйста.
— Очень красивая запятая, — прозвучал голос молодой женщины. — Право, я не понимаю, чем она может не устраивать. Эти банкиры невероятно придирчивы. Все они одинаковы: берут ваши деньги с удовольствием, а вот отдавать…
Тепфлер, немного наклонившись вперед, чтобы полюбоваться ее коленями, заметил чуть сдавленным голосом:
— Извините, господин, но если вы оставите эту запятую там, где она есть, сумма составит один миллиард швейцарских франков.
— Речь идет не о швейцарских франках, а о долларах, — ответил Сапата-Климрод. — И точная сумма — один миллиард три доллара сорок пять центов. Я ручаюсь, что три доллара сорок пять центов действительно лежат на моем счету. Что же касается остального, то здесь я не совсем уверен. Вам придется проверить. И, пожалуйста, не забудьте одеяло на обратном пути.
И тогда с Тадеушем Тепфлером что-то стряслось.
Он был швейцарцем, сыном, внуком, правнуком и праправнуком банкиров. Семья Тепфлеров была связана с банковским делом около трехсот лет. «Когда мой дедушка заговаривал о Банке, мы все умолкали на минуту».
Выйдя из кабинета, где он оставил пару, Тадеуш Тепфлер вдруг захохотал, как безумный. Конечно, смех этот был нервный, но он не мог его сдержать.
В тот же день Тепфлер совершил еще один дикий поступок — без стука вошел в кабинет человека, которого ненавидел больше всего на свете: к Отмару Брокману, начальнику отдела кредитов.
— Там, внизу, — сказал он, — человек в плетенках выставил нам счет в миллиард долларов.
После чего в припадке безудержного смеха чуть не свалился на пол. Очередной приступ веселости наступил у него из-за одной детали: «Какого черта я сказал „в плетенках“?»
— Вы пьяны, Тепфлер, — сказал Брокман.
Тепфлер сумел наконец положить чек на крышку стола. Он хотел сказать что-то вроде «взгляните сами», но безумный смех мешал ему артикулировать.
