— Диего, не забывай, что ты говоришь о нашем любимом президенте и о самой восхитительной женщине нашего века.
— Пошел он в ж…, — сказал Диего, уткнувшись носом в корсаж блондинки.
— Он подписал. Но если бы твоя матушка знала, что я тебе помогаю, что я вообще с тобой разговариваю, она выцарапала бы мне глаза.
Голова Диего — и все остальное — пробилась наконец-то сквозь заслон из шелестящих кружев. Снова послышался его приглушенный голос:
— А если бы моя тетя Мерседес знала, что вы делаете с этой брюнеткой, она выцарапала бы вам еще кое-что.
Он встретился с Ребом Климродом на следующий день, в полдень.
Тот самолет, в который они с Ребом сели в полдень 29 декабря 1950 года, доставил их в Копенгаген, а оттуда — после короткой остановки — в Хельсинки. Их аргентинские паспорта вызвали лишь улыбки: ведь не каждый день встретишь аргентинцев на севере Европы.
Диего хорошо помнит, что он ужасно зяб во время переезда в отель, который был похож на белый собор с зеленоватыми куполами. Потом ему уже некогда было думать о себе, он лишь исполнял то, что делал или приказывал ему делать Реб.
Ибо в Хельсинки, вероятно, в результате отлично, до мельчайших деталей продуманного плана, их ожидало трое. Первого звали Харлан, ему было около семидесяти лет, и он оказался ирландцем; второй был русский — очевидно, высокопоставленный чиновник — с бледными, совершенно ледяными глазами и звался Федоровым; третий, кого Диего видел впервые, был Джордж Таррас.
— Вы раздеваетесь догола и хлещете себя, — сказал Джордж Таррас.
Он громко расхохотался, увидев изумленную физиономию маленького аргентинца.
— Вы что, никогда не парились в сауне?
— У нас в Аргентине, — сказал Диего, — сауна есть у каждой коровы. Им достаточно греться на солнце.
Раздевшись, он вошел в кабину. Сухой жар заставил его пошатнуться. Сев на скамью, он подумал: «Если добавить немножко масла, соли, перца, потом гарнир, то через три минуты я буду готов. Надеюсь, этим типам нравится мясо с кровью». Он пристально поглядел на своего спутника:
— Вы американец?
— Да, — с улыбкой ответил Таррас. — Вы ведь ничего не понимаете в том, чем сейчас занят Реб, не так ли?
— Я никогда ничего не понимаю в том, что делает Реб, никогда. А хлестать себя надо этими штуками?
— Это березовые ветки. Валяйте, не бойтесь. Могу я называть вас Диего? Реб мне о вас рассказывал.
Диего выжидал. Еще не родился и вряд ли когда родится человек, способный задавать ему вопросы или заставить что-либо рассказать о Ребе. Диего ушел в себя.
— Не волнуйтесь. — сказал Таррас, — я ни о чем спрашивать не буду, Наоборот, Реб просил меня посвятить вас в курс дела, пока он ведет переговоры с Харланом и русским. Вам известно, кто такой Харлан?
— Ничего мне неизвестно, — ответил Диего. — Ничегошеньки. Я подлинное чудо неведения.
— Харлан, как бы сказать, профессиональный революционер, В частности, он был в Ирландской Республиканской Армии вместе с человеком по фамилии Лазарус… или, смотря по обстоятельствам, О’Си. Вам знакомы эти фамилии?
— Нет, — сказал Диего. — Никого я не знаю.
— Но Харлан делал революцию не только в Ирландии. Итак, он был очень близок с неким Ульяновым, более известным под именем Ленина. Вы когда-нибудь слышали о Ленине?
— Ха-ха! — заметил Диего.
— Харлан тоже один из моих старых друзей. Это чистое совпадение. Я свел Харлана с Ребом, а Харлан даст Ребу возможность попытаться провести задуманную Ребом операцию, на которую я не поставил бы… — Таррас прервался для того, чтобы энергично похлестать Диего по груди и плечам, — да не бойтесь вы веника, старина.., на которую я не поставил бы даже десяти центов. Диего, вам известно, чего хочет добиться Реб?
— Нет.
— Вам это прекрасно известно. Реб хочет приобрести шестнадцать танкеров из флота Мэйджора, или Майореску. Если он пойдет обычным путем — путем покупки их на аукционе в Лондоне, — он ничего не получит. Даже если бы сейчас у него были миллионы свободных долларов — а их нет, — любой из этих греков, или Людвиг, или Гетти, норвежская или британская группа обошли бы его — ставлю десять против ста — на аукционе. У него нет никакого шанса.
— Что? — спросил Диего, окончательно решив вообще рта не раскрывать. Он был в таком состоянии, что спроси его, мужчина он или женщина, то задумался бы над ответом.
— Реб пытался приобрести танкеры. От его имени я в последние месяцы объездил весь мир. Было время, сразу после войны, когда танкер можно было купить по цене «роллс-ройса». Он стоил дешевле потраченного на его постройку металла. Поэтому греки, Людвиг и прочие закупили сотни танкеров. Эти времена миновали, мой юный Диего. Сегодня единственный путь заполучить танкер — это его построить. Реб попробовал и это. Я ездил в Швецию, Норвегию и Германию, побывал на верфях. Дело не пошло, они отказали. И знаете, почему?
— Нет, не знаю, — ответил Диего.
— Потому что раньше нас там побывали греки. Например, верфь «Блем и Ховальдверк» в Киле работает на Онасиса. Потому что постройка танкера представляет собой долгосрочное вложение капитала, чего Реб сейчас не может себе позволить. Ведь ни один банк не согласится ссудить Реба деньгами. Банкиры с охотой дали бы ему десятки миллионов долларов, но не под танкеры. По мнению банкиров, слишком велик риск. Диего, запомните одно: банкир дает вам деньги лишь тогда, когда вы не нуждаетесь в них. Если вам действительно нужны деньги, значит, вы в отчаянном положении. А если вы в отчаянном положении, то банкиру вы не интересны. Если только речь не идет о национализированном банке. Ладно, Диего, мне очень хотелось, чтобы вы меня попарили, но, пожалуйста, возьмите веник за ручку, а не за листья.
— Извините меня, — нежно ответил Диего.
— Реб думает, что миру скоро потребуется много танкеров. Особенно Европе. Сейчас она потребляет семьдесят миллионов тонн нефти в год. Реб считает, что потребление возрастет, цена на нефть поднимется, а значит, увеличится стоимость перевозки нефти. Вы мне скажете… нет, откровенно говоря, ничего особенного вы мне не скажете… вы мне скажете, что не один Реб так думает, что так считают и нефтяные компании. Вы спросите меня — я читаю этот вопрос в ваших желтых глазах, сквозь туман и пар, да, да, вас явно гложет любопытство, — вы спросите меня, почему сами нефтяные компании не строят себе танкерный флот — они ведь знают, что такой флот им необходим, — а предпочитают помогать развитию частных танкерных флотов. Вы меня спрашиваете об этом, Диего?
— Ни за что.
— А я вам отвечу, сказав, что нефтяные компании предпочитают перекладывать эту заботу на греков, норвежцев, на кого угодно, так как вкладывать капитал в танкерный флот все-таки тоже рискованно, нет ничего более дорогостоящего, чем корабль, простаивающий у причала, и потому, что сами эти компании вовлечены в огромные инвестиционные программы в сфере разведки и очистки нефти. Нефтеперерабатывающий завод, дорогой мой Диего, сейчас стоит пяти танкеров Т-2. Вы, разумеется, знаете, что такое Т-2?
