Точные слова Реба всплыли в памяти Дэвида Сеттиньязa. В маленьком белом кабинете с окнами, выходящими на Баст-Ривер и Манхэттен, полтора года назад он сказал: «Недавно я купил там кое-какие земли».
Кое-какие земли!
— Реб, вы хотите сказать, что действительно купили все это?
— Да.
Серые зрачки были непроницаемы. И никакого намека на иронию или подобие улыбки.
— И сделали это обычным путем, используя подставных лиц?
— Да.
— И никто, кроме тех, кого вы облекли доверием, не знает, что за всеми этими сделками стоит один и тот же человек?
— Никто.
— Даже члены правительств упомянутых стран?
— Даже они.
— Вы использовали доверенных лиц?
— Сто одиннадцать человек.
— И их, в свою очередь, контролировали владельцы компаний?
— Да, их трое или было трое: Эмерсон Коэлью, Жоржи Сократес, бразильцы, и Хайме Рохас, аргентинец. Эмерсон недавно умер, его сменил сын. Жоржи — самый главный из троих, он руководит всеми операциями.
«Значит, здесь Приближенным Короля является человек по имени Жоржи Сократес, однако у меня нет никакого досье на него».
— Вы скоро встретите, то есть увидите по возвращении из Нью-Йорка посланца Джетро, который передаст вам досье на этих людей, в частности досье Жоржи. Кстати, они почти так же чисты, как ваше.
Он говорил, как всегда, спокойно и дружелюбно, но сомнений не оставалось: в Ребе уже не было той сдержанности, той немного лукавой отстраненности, с которой начиная с 1950 годов он вел свои дела и сообщал о новых компаниях.
Одного лишь этого открытия было вполне достаточно, чтобы поразить Сеттиньяза, если учесть, что, помимо Джорджа Тарраса и Хааса, он знал больше всех о человеке, сидящем напротив него. А тут — новый сюрприз: удивительный набор разноцветных кусочков в мозаике, где явно преобладал зеленый цвет.
И, разумеется, Сеттиньяз спросил.
— Реб, какова площадь всего этого?
— Всего вместе?
Сеттиньяз покачал головой:
— Я запутался в цветах..,
— Зеленое, — ответил Реб, — если брать только зеленое, это сорок семь тысяч квадратных километров. К ним надо добавить желтое: двадцать семь тысяч. Что касается Фиолетового, то здесь, даже при сорока процентах успеха, что маловероятно, можно рассчитывать еще на четырнадцать тысяч. Семь с половиной тысяч приходится на синий цвет. А поскольку я верю в невозможное, Дэвид, я прибавил бы еще две-три тысячи квадратных километров в красной зоне. В целом это составит девяносто восемь тысяч квадратных километров.
Отвыкший от французской системы мер, Сеттиньяз пытался перевести названные цифры в квадратные мили или, хотя это была совсем безумная задача, в акры.
— Реб улыбнулся:
— Дэвид, мне кажется, вам нужна сравнительная таблица мер. Не тратьте время на подсчеты, которыми вы сейчас заняты, я могу вам сказать, что площадь этой территории примерно будет равна штатам Массачусетс, Вермонт, Нью-Хэмпшир, Род-Айленд и Нью-Джерси вместе взятым. Если хоть немного повезет, я смогу добавить к ним Делавэр и Гавайи. В европейском или международном масштабе эта территория превысит по размерам Португалию или Австрию и почти равна Тунису. Последнее сравнение: она сейчас ничуть не меньше, а года через два станет больше территории Швейцарии, Бельгии и Голландии вместе взятых.
— 42 -
В разговоре Реба с Жоржи Сократесом, который случайно услышал Диего Хаас, были названы имена ди Андради и его дяди Гомеша ди Оливейры. Диего хотел стать свидетелем «экзекуции» — так в переносном смысле он называл расправу с этими двумя людьми. Но все произошло иначе, Диего почти ничего не узнал, и, помимо Сократеca главным свидетелем операции оказался лишь Дэвид Сеттиньяз.
Все началось с фотографий, которые однажды утром через четыре дня после приезда в Рио Дэвид Сеттиньяз увидел на столе у Реба. То, что хозяин оставил их на виду, было само по себе знаменательно, но он сказал:
— Дэвид, взгляните на них, пожалуйста.
Фотографий размером тридцать на сорок оказалось не меньше шестидесяти, это были снимки индейцев: мужчин, женщин и детей, мертвых или зверски, с неслыханной и изощренной жестокостью изуродованных.
Нью-йоркский гость побледнел:
— Какой ужас!
— У вас за спиной — другие фотографии. Знаю, Дэвид, смотреть на это не очень приятно, но мне хотелось, чтобы вы хотя бы бегло просмотрели их.
Следующие фотографии оказались того же размера, но не такие невыносимые, как предыдущее. И все же. Несколько кадров запечатлели картину резни: трупы десятками свалены в общую кучу — мужчины, женщины и дети соединились в Смерти. Но это было не самое страшное: на других снимках были изображены те же груды трупов, но на сей раз вокруг стояло несколько мужчин, некоторые из них явно веселились, обливая мертвецов бензином из канистр…
… а затем бросали туда факелы, красуясь перед объективом.
— Третья серия, — сказал Реб. — Правая полка в металлическом шкафу. Дэвид, прошу вас, я показываю это вам не случайно…
«Третья серия» была посвящена индейцам, изуродованным проказой. На них страшно было смотреть.
— Скажите, Давид, фотографии вам ничего не напоминают?
— Маутхаузен.
— За исключением проказы, да? Дэвид, с 1906 года это называется Службой защиты индейцев. Я, конечно, не утверждаю, что все мужчины и женщины, работавшие в этой организации, — такие же мерзавцы и палачи, как те, что совершили все, что вы видели. Я просто говорю, что под крылом этого учреждения собралось неестественной большое, то есть превышающее среднедопустимую норму число мерзавцев и палачей, которые встречаются в любом людском сообществе независимо от цвета кожи, языка, религии, которую они исповедуют или нет, от политической системы, за которую выступают или просто терпят. Я употребил слова «мерзавцы и палачи», потому что ни на одном из известных мне языков не могу до конца выразить весь мой гнев…
И он горько улыбнулся, глядя в пространство…
— Я не люблю говорить, Дэвид. Ни о чем, кроме конкретных вещей, когда, например, надо поручить кому-то купить что-то для меня или продать. Нет, не люблю говорить…
Он замолчал и снова улыбнулся:
— Извините меня, я вовсе не хочу вас обидеть, но… Вы нормальны сверх всякой нормы. Даже Джетро вынужден это признать. Я доверил вам свое состояние и ни на одну секунду не пожалел об этом. Вы блестяще выполнили задание и, вот уже более года возложив на себя финансовое руководство почти всеми моими компаниями, сумели заслужить особую признательность с моей стороны. Но вы, Дэвид, помогаете мне и в другом. Ваше «нормальное» отношение к вещам… действует отрезвляюще на мои фантазии или на мое безумие. Я вовсе не собираюсь философствовать. Одного из двоих зовут ди Андради. Он по своей наивности попытался шантажировать нас. Я мог бы избавиться от него обычным путем, как поступал с другими. Но он пустил в ход тот единственный аргумент, который мог привести меня в бешенство. Он пригрозил Жоржи Сократесу вмешательством одного из своих дядюшек, это второй человек, и зовут его ди Оливейра. Дядюшка занимает высокий пост в Службе защиты индейцев. Я запросил информацию о нем и только что получил ее.
